Игра в наперстки

У Гессе была игра в бисер, но по аналогии с ней могла бы существовать игра в наперстки. И не только могла бы, но и существует, и играет в нее множество народу, впрочем, отнюдь не касталийского ума. Правила похожи: нахватать из разных мест чего-нибудь (артефактов культуры в случае игры в бисер и откровенной лжи, домыслов и подтасовок в случае игры в наперстки) и соорудить что-то. Что? Ну, если играешь в бисер — то какую-нибудь красоту. А если в наперстки — то чудовищную, чем чудовищнее, тем лучше, гнусность.

И вот А.Кох — магистр сами-догадайтесь-какой-игры — снова демонстрирует всей стране свое мастерство. Начать нужно, разумеется, с школьного учебника. Потому что кто же не согласится, что с учебниками у нас в основном беда. Потом следует перейти к лакировке истории. Потому что кто же в здравом уме будет за то, чтобы ее лакировать. Дальше начинается прекрасное. В блокадном Ленинграде умирали дети. Был ли какой-то смысл в этих смертях? — спрашивает Кох так, будто в детской смерти вообще может быть какой-то смысл. То есть как будто бывают такие ситуации, в которых смерть ребенка необходима, но вот именно в блокадном Ленинграде такой необходимости не было. Следим за руками.

Остановившись за один шаг до вывода, Кох замолкает. Но вывод этот может быть только один. Сказать, что смысла умирать не было, значит сказать, что город защищали зря. В этом не было стратегического смысла. И значит, куда разумнее было бы город сдать. Это всего-навсего формальная логика.

«Блокадную книгу», к которой Кох апеллирует, он не читал, поэтому его не смущает, что как раз в книге Гранина и Адамовича, во-первых, описаны те самые новогодние мандарины для детей, упоминание которых в школьном учебнике он называет лакировкой истории, а во-вторых, многие страницы посвящены именно стратегическому значению обороны Ленинграда.

Однако люди, которые привыкли верить Коху в том, что приватизация прошла, в общем, нормально и результаты ее пересмотру не подлежат, верят ему и тут. Шарик исчезает где-то в рукавах кидалы, стаканы мелькают, и на свет рождается пафос всего выступления: в смертях ленинградцев виновато руководство страны. Во-первых, потому что город нужно было сдать, а во-вторых, потому что гитлеровских войск в этой картине мира вообще нет.

Что выступление Коха чудовищная гнусность — понятно; интересно другое: в чем смысл этой гнусности? То есть если мы исходим из того, что человек — существо рациональное и действует всегда в соответствии с каким-то интересом, то должен быть ответ на вопрос, зачем Коху пропагандировать именно такую точку зрения.

Что ж, тут есть свой резон. В самом общем, этическом смысле он путем многих логических ходов (кручу, верчу, обмануть хочу) сводится к нехитрой формуле: если Сталин был тиран, то нам можно всё. Но есть и конкретный, экономический смысл. Потому что если в «этой стране» государство всегда и только зло, ненавидит собственный народ, помыкает им, убивает его, то такое противное государство нужно, понятно, отовсюду вытеснить. И передать все нам — рыцарям приватизации. Дороги, школы, больницы, армию, недра, заводы и землю — всё — частному сектору, опытным управленцам. Мы уж найдем, как распорядиться.

Вот вам сеанс черной магии с разоблачением. Если где-то человек говорит о том, что советское государство состояло из маньяков и из ненависти убивало собственный народ, — значит, этот человек хочет себе еще заводик или недоволен тем, что до сих пор еще существуют государственные школы и больницы.

Кох, конечно, ничего не читал о блокаде и знает о ней только из пьяной болтовни. Но мы-то читали. Мы знаем, что в Ленинграде было много ужасов, что начальствовали в городе не ангелы и начальствовали не ахти. Но это не значит, что город нужно было отдать Гитлеру.

Точно так же как мы знаем обо всех гримасах нашей жизни — о ментовском беспределе, о судейской беспомощности и коррупции. Но это не значит, что Россию нужно сдать Коху.