Дэвид Брукс разобрался с «креативным классом»
Книга Дэвида Брукса о так называемой новой элите выпущена с расчетом на: велосипедистов; посетителей вегетарианских кафе; дизайнеров и культурных журналистов; поклонников авторского кино; активистов экологического движения. Иными словами — на тех, кого принято в зависимости от возраста и заслуг называть представителями креативного класса или попросту хипстерами. Вспоминая классификацию животных из Борхеса, можно отметить: здесь упущен раздел «животные, принадлежащие императору», что в данном контексте означает в узком толковании — принадлежность к среднему и выше классу в США, в более широком — пресловутый «золотой миллиард».
Заявленная задача книги Брукса — показать, как буржуазия и богема в постиндустриальном обществе докатились до того, что в бизнесе именуется «слиянием и поглощением». Кто кого поглотил, правда, вопрос открытый. Молодой адвокат, типичный «белый англосаксонский протестант», надевший очки в простой стальной оправе и женившийся на правозащитнице из еврейской семьи в льняном платьишке? Художница-афро, выскочившая замуж за представителя Лиги плюща и ставшая, к примеру, нейрохирургом?
Начиная свою книгу с анализа страниц объявлений о свадьбах и их динамики с 1950-х до нынешних дней, Брукс поступает абсолютно верно. Своего рода живая летопись общества американской элиты предстает здесь скорее не плавильным котлом, но своего рода колбой Клайзена, синтезирующей вещества в лабораторных условиях. Вот наследственная протестантская элита времен Фицджеральда; вот прививка интеллектуалов — потомков еврейской эмиграции начала века; вот писатели и художники привозят новые веяния из Парижа и Москвы в богемный Гринвич-Вилледж; вот Великая депрессия, война в Европе, беби-бум и жирные 1950-е. Ну и наконец — сексуальная революция.
Не только Россия с ее кровавыми перетрясками XX века, но и Европа с мировыми войнами и дефицитом ресурсов вряд ли могут помыслить о человеческом веществе столь чистой перегонки. Условно обозначенные «бобо рождаются в относительно тепличных условиях: нетрудные деньги, развитые города; в Лондоне они есть, а вот в северном Йоркшире — уже вряд ли. Они прижились в Петербурге или Москве, но в ста километрах от мегаполисов пропадают бесследно».
Можно ли тогда, согласно Бруксу, называть «богемную буржуазию» всеобщим трендом, этакой новой элитой? В каком-то смысле, да. Ряд признаков: свободное владение несколькими языками, практика путешествий, популярные гуманистические идеи вполне соответствуют признакам европейской интеллектуальной элиты, известным со времен эпохи Просвещения. Чего же не хватает? Брукс хорошо показывает естественность этого явления именно для образованных кругов США, но на других территориях с иными парадигмами оно отдает либо эскапизмом, либо лицемерием, а то и тем и другим сразу.
В отличие от «тепличной» Северной Америки, в Европе, а тем более в России — огромное количество нерешаемых проблем; но в отличие от молодежных движений XX века «бобо» не желают изменить мир. Их цель — создать в нем комфортный уголок для собственного проживания, и вот тут наступает парадокс, поскольку декларируемая элитарность несет в себе не только права, но и обязанности. Иначе всё это подходит под еще одно очень популярное определение — «дауншифтинг». В собственное комфортное гетто.
Получается, «бобо» соединили в себе весьма сомнительные родительские черты — богемный эскапизм и буржуазную замкнутость, а то, что составляло настоящую силу, — свободу мысли и практическую предприимчивость — оставили за бортом. За редкими, а потому отрадными исключениями.
Дэвид Брукс. Бобо в раю: откуда берется новая элита. Москва, Ad Marginem, 2013, 344 с.
