Телереальная политика

Наблюдение за живыми избирательными состязаниями приводят к нескольким довольно простым и очевидным, но все же небесполезным соображениям. Первое — все эти кампании это всегда процесс, но никак не результат. Российская политическая традиция устойчиво разделяет эти две диалектически связанные категории. Удачно (эффективно) проведенная кампания с использованием ярких приемов и громких акций — все равно только процесс, почти никак результат не определяющий. Сразу стоит оговориться: личности кандидатов и их разнообразные качества в данном случае предметом исследования не являются.

Взаимные приятности, которые устраивают штабы претендентов, обвинения и показательное поглаживание ребенка по головке, трогательный перевод старушки через улицу — все это общемировой стандарт, и удивляться или радоваться этому было бы странно.

Что еще сопоставляется: программы кандидатов и — высшая и последняя форма состязания — так называемые дебаты. Дебаты в сущности все же больше носят характер ток-шоу (так не только в России) — типа что-где-когда-куда вывел-на кого записал. При этом реакция на чудесные сеансы с последующим разоблачением зависит от степени соответствия информации реальному состоянию вещей далеко не линейно. Снимают с выборов, начинают расследование и прочие неприятности из области УК вовсе не в связи с обнародованием компромата в ходе избирательной кампании. Решения принимают институции, никак конституционно с выборным процессом не связанные. Это совсем не здорово, но так оно пока есть. Так что от разоблачительной информации получается не практический результат, а скорее эстетическое удовольствие. Претензии, активно дискутируемые в интернет-сообществе по поводу качества самих дебатов и умения участников вести острую и содержательную дискуссию, как-то не учитывают того простого соображения, что устойчивой культуры коллективного доказательного спора не выработано в принципе. Что, собственно, и породило крылатую фразу г-на Грызлова о том, что парламент — не место для дискуссий. Или чудесная программа на третьем, кажется, канале, когда одновременно говорят не меньше двух-трех участников. Получается живо, конечно, но устоявшаяся привычка говорить не слушая собеседника (это вообще необычайно характерно для нашего времени) превращает действие в какую-то пародию на ансамбль фольклорных инструментов. Реальные дискуссии при централизации всего сущего проходят в закрытом, если не сказать, законспирированном режиме, а остальные — будка гласности времен перестройки с предварительным инструктажем выступающих. Содержательные и реально состязательные дебаты были хронологически весьма недолгими и остались в основном в конце 1980-х и начале 1990-х. Историческое метание сока — это уже из эпохи пародий на политическую борьбу. Разумеется, эту культуру надо возвращать, как, впрочем и многое другое, более важное, из области представительной демократии. Это существенный, но, понятно, не самый важный нуждающийся в восстановлении элемент. И, похоже, оживление на практически мертвом политическом поле уже началось и неизбежно будет оживать и дальше — тогда умение внятно и доходчиво изложить свои приоритеты и взгляды на проблемы кандидатам могут весьма пригодиться. Но пока, как говорил персонаж популярного когда-то сериала «Адъютант его превосходительства» ротмистр Волин, «мы имеем то, что имеем».

Еще одна важная сторона политической состязательности — политические, экономические и социальные взгляды кандидатов. То есть предложение избирателю выбрать правила, по которым ему придется жить весь выборный цикл. Пока предложенные программы часто напоминают предвыборную речь Цыгана из «Республики ШКИД»: «Граждане шкидцы! Я вас не обижу! Старшему отделению — горбушки, младшим — тоже по справедливости». В сущности, объективно говоря, политическая, а особенно экономическая реальность у нас построена именно в соответствии с этой ясной и доступной программой. Которая чуть в более поздние по сравнению с временем ШКИД времена формулировалась еще более четко: своим все — остальным закон. Но все-таки сопоставление программ кандидатов (партий, если говорить о выборах вообще), в отличие от дебатов телевизионного формата, позволяют хотя бы сравнить предложения — вернее, обещания — участников политического состязания. И тут заложен самый существенный момент во всей предлагаемой картине политического состязания и надежд избирателей. Это даже не соответствие, а хоть какое-то соотнесение предвыборных программ и обещаний с реально последующими шагами. На недружественном Западе демократические (простите за ругательное слово) институты, включая независимые ветви власти, суд и свободные СМИ не дают победившему политику (партии) совсем уж удаляться от предвыборных обещаний. В России пока в этом смысле слово и дело связаны только как дефиниция, в истории обозначающая донос власти о государственном преступлении.

Так что качество дебатов и программ пока — скорее процесс тренировочный. Ну а готовность, видимо, и будет определять дату реальных состязаний.