«Строительство «Музейного городка» идет, но на архитекторов денег нет»

Последний российский проект великого архитектора Нормана Фостера под угрозой срыва: его лондонское бюро уже заявило, что просит не упоминать имя мастера в связи с реконструкцией Пушкинского музея. Однако партнер лорда Фостера, глава «Моспроекта-5» Сергей Ткаченко убежден, что точка невозврата еще не пройдена. О тайных и явных причинах громкого архитектурного конфликта г-н Ткаченко рассказал обозревателю «Известий» Ярославу Тимофееву.

— В чем корень проблем, побудивших Нормана Фостера к демаршу?

— Все объясняется предельно просто и неинтересно: проектные работы не финансируются уже три года. Строительство «Музейного городка» идет, но на архитекторов денег нет. Естественно, никакой уважающий себя проектировщик не будет столько времени трудиться бесплатно. Сейчас представитель государственного заказчика сменился, и предпринимаются все усилия, чтобы возобновить финансирование. Но, как вы понимаете, по щелчку пальцев это сделать невозможно.

— А кто является заказчиком?

— Официально ГМИИ имени Пушкина, но там были наняты специальные люди, которые этим занимались. Они считались сотрудниками музея, но действовали довольно независимо. Точнее, делали, что хотели. Сейчас наняты новые люди.

— Ирина Антонова считает, что вы недостаточно часто и активно контактировали с Фостером? Принимаете этот упрек?

— Если Ирина Александровна так считает, то да. Но знаете, хорошо советовать мне контактировать, когда денег нет. Целый год проектная группа из бюро Фостера питалась моими уговорами и работала без оплаты. Дольше их держать я уже не мог.

— Что происходит сейчас?

— Я веду юридическую переписку с людьми Фостера, они высказывают мне финансовые претензии. Я готов приложить все силы, чтобы убедить партнеров в том, что работу стоит продолжать и обижаться не надо. Министерство культуры и ГМИИ со своей стороны тоже хотят ускорить процесс.

— На недавнем заседании архитектурного совета Москвы было высказано мнение, что $ 6 млн, потраченные на проектирование, — сумма завышенная. Вы согласны?

— Был проведен конкурс. Наша заявка, в которой было указано определенное финансирование, выиграла. По тем актам, которые заказчик принял и подписал, я выплатил Фостеру деньги. Какие могут быть претензии?

— Была еще и претензия к степени проработанности проекта — говорили, что он недостаточно детализирован.

— Лорд Фостер разрабатывал градостроительную концепцию. Он не занимался в полном объеме вопросами транспорта, инженерии, обеспечения, поскольку это не входило в его задачи. Сейчас, когда мы проектируем конкретные здания, эти недоработки сказываются. С моей точки зрения, Фостеру изначально предоставили неполные данные, и это породило трагические заблуждения: некоторые направления его концепции уже не могут быть реализованы. Для иностранных архитекторов надо грамотно готовить документацию. Кроме того, в течение последних лет музей вносил изменения в концепцию, что вызывало законное недовольство лорда Фостера.

— По сообщениям СМИ, на заседании архсовета главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов поставил Фостеру нечто вроде ультиматума: или защищайтесь лично, или уходите из проекта.

— Это был не ультиматум, а пожелание, чтобы Фостер или его представители защищали проект на таких мероприятиях, как архсовет Москвы. Конечно, у членов совета была неудовлетворенность тем, что об авторских идеях Фостера рассказывал я, а не он.

— Через два дня после архсовета бюро Фостера распространило сообщение о том, что мэтр выходит из проекта. Это реакция на заявления г-на Кузнецова?

— Нет. Это ответ на давнее письмо Ирины Александровны Антоновой. Тогда лорда Фостера приглашали на архсовет, который вообще-то должен был состояться гораздо раньше — его все время переносили. Отвечал Ирине Александровне, конечно, не Фостер, а его коллега, занимающийся финансами. Он, как нормальный человек, воспользовался случаем, чтобы высказать свои финансовые претензии. И заявил, что если эти претензии не будут удовлетворены, «Фостер и партнеры» завершат сотрудничество с нами.

— Все-таки официально бюро Фостера до сих пор не покинуло проект?

— Нет. Официально оно покинет проект, только если я расторгну с ним контракт. У мастерской Фостера есть обязательства передо мной — они еще не все проектные документы мне передали. Конечно, они рвутся уйти, потому что с Россией работать очень сложно. Мы не выполняем свои обязательства, не соблюдаем никаких сроков, давим, заставляем работать без денег, проявляем неуважение к проектировщику. У нас архитекторы даже не обладают авторским правом.

— Но ведь лорд Фостер уже не новичок в России?

— Мы с ним начинали несколько объектов в Москве, но все они «не пошли». Например, было задумано самое высокое здание в Европе — башня «Россия». У нас шла нормальная совместная работа. Поскольку финансировал нас частный инвестор (Шалва Чигиринский. — «Известия»), а не государство, все шло довольно быстро. Начали стройку, уже сделали многоэтажную стену в грунте для подземного гаража. Но заказчик разорился, и на этом все кончилось.

Пушкинский музей был для Фостера последней надеждой что-то построить в Москве. Странная ситуация: ведь его пригласили на высшем уровне — это федеральные власти посоветовали Ирине Антоновой работать с Фостером. Все просили его строить в России, но почему-то ничего не получалось.

— Вина полностью лежит на российской стороне?

— Конечно.

— Как вы познакомились с Фостером?

— Случайно. Ему почти наугад посоветовали работать с моей мастерской. После первого проекта он изъявил желание продолжать сотрудничать с нами.

— Скажите, пожалуйста, откровенно: какой процент работы над проектом реконструкции Пушкинского музея был выполнен лично Фостером?

— Конечно, он не сидит за доской и не чертит с девяти утра до шести вечера. Он живет в Швейцарии, путешествует на личном самолете, которым управляет его супруга. Находясь в любой точке мира, лорд Фостер рисует эскизы и моментально отправляет их в свою мастерскую в Лондоне. Его коллеги обрабатывают присланные эскизы, задают вопросы. То есть это общение на большом расстоянии, но и на большой скорости. Концепцию реконструкции ГМИИ Фостер разрабатывал сам. Он неоднократно приезжал в Москву, лично защищал проект. Кстати, этим объясняется и кажущаяся высокой сумма, выделенная на проектирование: есть такое правило, что при личном участии главы конторы стоимость проектных работ удваивается.

— Какова судьба задуманного Фостером здания в форме пятилистника?

— Его не будет. Как архитектурный объект он мне очень нравится. Но это было безграмотно — не объяснить Фостеру, что он имеет дело с территорией памятников, на которой вообще нельзя ничего строить. Там усадьбы Румянцева-Задунайского и Голицына, а он в своей концепции все посносил и грохнул на территорию этот пятилистник. У нас даже на согласование подземного строительства в охранной зоне ушел год! Лично Владимир Путин давал поручение Минкультуры, чтобы разъяснить законодательство в этой части.

Сейчас пятилистник даже не входит в наш контракт. Мы выиграли тендер лишь на четыре здания: два за основным корпусом музея, дом № 8 по Волхонке и территория за Музеем личных коллекций, где будут построены многофункциональная аудитория и депозитарно-реставрационный центр.

— На каждую новую «порцию» реконструкции будут объявляться новые конкурсы?

— Да.

— Хоть какая-то часть проекта доведена до реализации?

— Мы сдали госкомиссии одно здание — дом № 8 по Волхонке. Но заказчик настолько урезал деньги на осуществление авторского надзора, что для Фостера там просто не осталось места. Как автор может работать на объекте, если ему даже не предоставлена возможность приехать? К тому же заказчик многое менял по своему усмотрению. Знаете, как в советское время было: «Архитекторы, не мешайте нам строить».

— Что будет с охранной зоной?

— Чтобы хоть что-то там строить, нужно изменить статус территорий. Сейчас, согласно нашему законодательству, мы можем только восстановить некогда стоявший там тронный зал Екатерины II. Но ориентироваться на него не совсем верно: это все-таки было временное сооружение.

— Как вы думаете, статус территорий могут изменить?

— Могут. Если бы здесь строился коммерческий объект, статус уже давно бы изменили, и все бы молчали. А когда речь идет о Пушкинском музее, тут же появляются тысячи защитников территории. Это правильно, защищать старину надо. Но пусть те, кто принимают решения, взвесят ценность сохранения существующей территории и ценность возникновения на этом месте новых культурных объектов.

— Ради новых культурных объектов можно сносить?

— Нет, конечно. Речь идет не о сносе зданий, а о застройке пустующей, но охраняемой законом территории усадьбы.

— Почему в постсоветской России не был доведен до реализации ни один проект великого зарубежного архитектора?

— Архитектурная власть, как и любая другая, любит разделять и властвовать. Проекты делились между одними и теми же людьми в качестве платы за соблюдение общей градостроительной политики. В Москве существовал замкнутый круг архитекторов. Любое попадание в этот круг иностранца могло разрушить в глазах наших инвесторов убеждение в том, что лучше московских архитекторов нет никого на свете. Я всегда, еще в советское время, с большим удовольствием работал с выдающимися иностранцами — хотя бы потому, что это общение с теми, кто тебя обогнал.

— Значит, их все-таки пускали?

— Пускали, чтобы продемонстрировать, как мы открыты миру. А дальше «объективное жюри» выбирало то, что надо. Архитектор архитектору, конечно, волк, но ради защиты от иностранных волков все готовы объединяться.

Справка «Известий»

Идею создания «Музейного городка» на Волхонке вынашивал еще основатель Пушкинского музея Иван Цветаев. В эпоху директорства Ирины Антоновой ГМИИ были переданы в общей сложности 28 строений. В начале 2000-х руководство ГМИИ активно занялось разработкой концепции экстенсивного развития музея с тем, чтобы объединить все принадлежащие ему строения в «Музейный городок».

В 2006 году создать архитектурный проект будущего комплекса было предложено Норману Фостеру. Заказ оплатил бизнесмен Михаил Куснирович, создавший и по сей день возглавляющий Фонд ГМИИ имени Пушкина. В 2007 году британский архитектор завершил разработку своей концепции, которая получила одобрение Дмитрия Медведева — тогда первого вице-премьера правительства и председателя попечительского совета музея.

Специально «под проект» Фостера было выпущено постановление Правительства России: текст документа, подписанного премьер-министром Владимиром Путиным, подразумевал, что достаточно радикальные инициативы архитектора будут воплощены в жизнь. К 100-летию музея из госбюджета была выделена астрономическая сумма в 23,2 млрд рублей, из которых около 22 млрд должны были пойти на реконструкцию.

В 2009 году был проведен открытый конкурс проектов реконструкции Пушкинского музея. С просьбой представлять свой проект лорд Фостер обратился к Сергею Ткаченко, главе «Моспроекта-5» и своему постоянному российскому партнеру. По словам г-на Ткаченко, это было связано с тем, что только отечественные компании имели право заниматься координацией проекта с генпланом, разработкой схем наружных сетей и другими техническими вопросами, а г-н Фостер не хотел открывать российский филиал своего бюро.

Проект Фостера-Ткаченко одержал победу, несмотря на то, что был самым дорогим из трех, участвовавших в конкурсе, и подразумевал самую продолжительную реконструкцию. В том же 2009 году ГМИИ заключил контракт с «Моспроектом-5», ставшим генеральным проектировщиком, а «Моспроект-5» пригласил в субподрядчики бюро «Фостер и партнеры».

Сразу после конкурса на проект-победитель обрушилась волна общественного возмущения. Наиболее острый протест вызывали планы сноса нескольких старых построек и внешний вид «пятилистника» — большого выставочного комплекса, который должен был расположиться напротив храма Христа Спасителя.

Под давлением активной критики проект был существенно скорректирован и в 2012 году выставлен на общественные слушания. По сравнению с первоначальной версией он стал архитектурно «скромнее» и бережнее по отношению к историческим зданиям.

Между тем, по словам Сергея Ткаченко, работа велась практически без финансирования со стороны государственного заказчика. Невыполнение денежных обязательств сподвигло бюро Фостера заявить о своем выходе из проекта, что и было сделано в письме директору ГМИИ имени Пушкина от 5 июня 2013 года. Тем не менее контракт между «Фостер и партнеры» и «Моспроектом-5» до сих пор не расторгнут, а вопрос дальнейшего участия лорда Фостера в реконструкции музея открыт.