Перейти к основному содержанию
Реклама
Прямой эфир
Мир
Финляндия признала ограничивающий характер оборонного договора с США
Интернет и технологии
Telegram заблокировал «тысячи аккаунтов» для предотвращения призывов к терактам
Туризм
Путин пообещал создать к 2030 году туринфраструктуру во всех нацпарках РФ
Общество
Певица Mona назвала честью возможность участвовать в проекте «Голос мой услышь»
Армия
Путин поздравил бригаду управления ВС РФ с присвоением звания «гвардейская»
Мир
Зеленский заявил о неготовности ВСУ к обороне в случае крупного наступления ВС РФ
Происшествия
Губернатор Севастополя сообщил о падении военного самолета в море
Политика
Лавров заявил об отсутствии оптимизма в отношениях Москвы и Еревана
Общество
Морской пассажирский транспорт приостановил движение в Севастополе
Общество
Представители Молодежного крыла Народного фронта восстанавливают храм в Авдеевке
Мир
Небензя указал на попытки США удушить КНДР односторонними рестрикциями
Общество
Фонд «Гольфстрим» займется распределением помощи для пострадавших в «Крокусе»
Политика
Постпред РФ при ОБСЕ усомнился в искренности осуждений Западом теракта в «Крокусе»
Мир
Рынку ЕС предрекли трудности с случае ввода пошлины на зерно из РФ
Мир
Глава МИД Танзании в разговоре с Лавровым решительно осудил теракт в «Крокусе»
Мир
Французский генерал призвал Макрона подумать о реакции РФ в случае отправки войск

«Пою: «Я счастлива!», а у самой сердце разрывается от страха»

Народная артистка СССР Елена Образцова — о том, что такое жажда жизни
0
«Пою: «Я счастлива!», а у самой сердце разрывается от страха»
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Анатолий Белясов
Озвучить текст
Выделить главное
вкл
выкл

12 января в Германии скончалась оперная примадонна Елена Образцова. «Известия» публикуют интервью с певицей, взятое за полтора года до ее смерти, во время IX Международного конкурса молодых оперных певцов в Петербурге.

— Конкурс, который носит ваше имя, помогает реализоваться молодым певцам. Как вам кажется, что сегодня может стать камнем преткновения на пути оперной молодежи?

— Если человек обладает даром свыше, если Боженька при рождении поцеловал его, то никаких препятствий нет. Конечно, важно, чтобы певец не только голосом обладал, но и умел учиться, интересовался историей, литературой, музыкой, живописью. Сейчас молодежь почти не читает. Я, например, когда на пятом курсе консерватории пела Кармен, сомневалась: «Как же про любовь петь? Я же в этом ничего не понимаю», — и читала книги. По ним и взрослела, приобщаясь чувствам, которые есть у Мериме и других авторов.

То, что мое поколение пережило блокаду, выгодно отличает его от нынешней молодежи. Мы рано повзрослели, узнав, что такое жизнь и что такое жажда жизни. Поняли многие вещи, которых вы, молодые, не понимаете. Артистов моего возраста уже в начале пути отличал жизненный опыт, который делал их интересными для публики. В этом смысле вопрос «О чем я пою?» для каждого из нас был ясен: мы ощущали это «о чем», а сегодняшние исполнители редко ощущают. Часто на сцену выходят молодые певцы с очень хорошими данными — и полной пустотой внутри. Слушать неинтересно.

— Что в плане карьерных возможностей отличает сегодняшний день от времени, когда начался ваш сценический путь?

— Сейчас сделать карьеру, конечно, гораздо легче. Мы в свое время думали не о ней, а о том, как выразить свою душу, как отдать публике всё, что нас переполняет. Это сейчас можно спросить у молодых: «А в каком театре вы хотите выступать?». И ребята могут сказать: «Я буду петь в Метрополитен» или: «Я поеду в Ковент-Гарден». А третий ответит: «А я буду петь и там, и там». Мы про такие театры и не знали. У нас вообще был другой менталитет. Нынешние выпускники — свободные художники, они могут распоряжаться своим временем. Мы же должны были сделать карьеру вопреки. За рубежом нас — представителей Советского Союза — ненавидели. Это очень ощущалось на гастролях.

В чем выражалась ненависть?

— Скажем, я пою в Филадельфии и вижу: из глубины зала что-то катится к сцене, и такая волна напряжения идет. Думаю: «Будь это бомба, зрители разбежались бы, а так только ноги поджимают», — и продолжаю петь. И тут на сцену выбегают 40 или 50 штук белых мышей. Я пою: «Я счастлива!», а у самой сердце разрывается от страха. Оказалось, что это дело рук ку-клукс-клановцев, настроенных против советской власти, но я-то здесь при чем?!

Еще помню, как в Володю Спивакова кинули красной краской, я тогда сидела в зале. Вся его манишка была словно в крови. Он сказал потом: «Лена, я ведь не знал, что в меня кинули банку с краской. Думал, что убили, но решил доиграть до конца». На следующий день там же, в Карнеги-холле, концерт был у меня. Я надела роскошное платье. Неужели, думаю, у кого-то поднимется рука кинуть что-то в это платье? Но на сей раз по краям зала сидели полицейские, и мой концерт в этом смысле прошел спокойно. 

Сейчас подобных эксцессов, слава богу, нет. Может, если только наш певец поет технически плохо. Или на плохом иностранном, с чем в нашей системе образования принципиальные проблемы и на эту тему надо думать. Но все же таких голосов, как в России, нет нигде в мире. Правда, в Корее еще очень хорошие голоса.

— Какие еще аспекты современной оперы вас беспокоят?

— Нынешняя режиссура, например, которая будто нарочно разрушает оперу. Это — как если взять старинный портрет, пририсовать усы, снять, простите, трусы — и сказать, что так писал Рафаэль.

— Каким вы видите хорошего оперного режиссера?

— Мне бы хотелось, чтобы спектакли ставили так, как это было 50 лет назад. Когда люди ломились в театры. Когда режиссер и артисты, репетируя спектакль, стремились понять эпоху, в которой происходит действие: как жили, в чем ходили, о чем думали. Историческая основа очень важна, и артисты, готовясь к той или иной роли, изучали историю. А сейчас — как в кино: раздели — бабахнули — бросили — убили. Нельзя так, надоело.

Как-то я приехала в Германию, чтобы петь Кармен вместо одной артистки. Оказалось, что в этой трактовке Кармен — проститутка, а тут и Эскамильо вышел в красных порточках и с красными боксерскими перчатками. И я сказала: «Нет, спасибо». Разругалась с режиссером и несколько лет не пела в Германии, потому что он был сердит на меня. Но я считаю, что поступила правильно. Певцы должны с уважением относиться к себе и музыке и понимать, что многое в жизни зависит от их выбора. А они часто соглашаются петь в идиотских постановках. Вот и журналисты, пишущие об опере, должны иметь критерии оценки, а не восторгаться всем подряд.

— А как вы относитесь к журналистам в целом?

— Я люблю пишущих людей, понимаю, что от них многое зависит. Они могут помочь или помешать певцу. Я хочу, чтобы молодые журналисты осознавали, что надо не просто писать писульки, а прокладывать путь искусству. Учить людей понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Это главное в журналистике, я так думаю.

Комментарии
Прямой эфир