Максим Атаянц: «Не опасаюсь, что попытаются урезать расходы»

Комиссия во главе с управляющим делами президента Владимиром Кожиным объявила «Архитектурную мастерскую М. Атаянца» победителем конкурса на разработку архитектурной концепции комплекса зданий для высших судебных органов России. На участке площадью 10 га в центре Санкт-Петербурга разместятся Верховный суд (объединенный с Высшим арбитражным), Судебный департамент, а также Дворец танца Бориса Эйфмана. Глава мастерской Максим Атаянц рассказал корреспонденту «Известий» Павлу Чернышову о своих ожиданиях по работе с таким заказчиком, как управление делами президента, о будущих изменениях проекта и отношении к классике.

— Почему, на ваш взгляд, жюри выбрало ваш проект, а не, скажем, работу Евгения Герасимова, по проекту которого на этом месте ранее планировали строить «Набережную Европы»?

— Все проекты конкурса сделаны очень серьезными и известными мастерами. Каждый из них являет собой концептуальное высказывание — что может иметь место в центре Петербурга, а что нет. Поскольку все они сильно отличаются друг от друга, было из чего выбирать.

— Ваш проект предстоит доработать согласно замечаниям членов комиссии. Насколько сильно он может измениться? В какие сроки нужно внести изменения?

— Жюри откликнулось на общественное обсуждение и решило, что служебное жилье можно вынести из проекта. Это позволит сильно разгрузить участок, там будет гораздо больше зелени и открытого пространства. Я это не могу не приветствовать и уже вчерне продумал, как это можно сделать. Помимо этого, было предложение доработать театр Эйфмана. Я глубоко уважаю Бориса Эйфмана. Когда он вернется с гастролей, мы сядем и скрупулезнейшим образом проработаем, чтобы ему было бы удобно в здании, чтобы оно прекрасно функционировало.

Еще было довольно странное пожелание: девять членов жюри из 21 предложили отказаться от прямого цитирования исторических образцов. Посмотрим, что можно сделать. По крайней мере от классики я уходить не готов. Это вопрос профессионализма архитектора, который должен уметь отстаивать свою идею и менять ее только в сторону улучшения.

В течение двух месяцев я внесу изменения и представлю их на рассмотрение, но это уже будет нормальная работа с заказчиком.

— Нередко проект терпит серьезные изменения уже в процессе строительства, поскольку не укладывается в изначальную смету. Нет опасения, что придется менять идею, чтобы сократить издержки?

— Есть уже опубликованные цифры бюджета. 15 млрд рублей нужно заплатить ВТБ в качестве компенсации. 50 млрд рублей будет стоить само строительство. Цена обычно разрастается от плохого управления. Это обычно бывает в частных проектах, а здесь, надеюсь, всё будет строго. Всё тщательным образом обсчитывается на самых ранних стадиях, и отчет должен идти за каждую копейку.

Все понимают, что это один из символов государственной власти. Не вижу поводов опасаться, что попытаются урезать расходы, думаю, всё будет нормально. Это же не какая-то капризная дама, которая свой частный дом строит.

Проект цельный, понятно, что какие-то изменения будут. Но не думаю, что будут требования из серии — «отрежьте этот хвост, чтобы было дешевле».

— Учитываете ли вы критику градозащитников, которые с большим вниманием следят за судьбой этой территории?

— Градозащитные организации делают благородное дело. Мы с самого начала серьезно работали с экспертами, чтобы сохранить облик города. По сравнению с полученным заданием я сознательно резко понизил высоту зданий, которые ближе к Неве. Это позволит сохранить красивейший вид на Владимирский собор и Дворцовую набережную, который исторически там был и снова открылся, когда снесли здания ГИПХа (Государственный институт прикладной химии. — «Известия»).

Мы сделали фото с 20 точек набережных Невы. Врисовали туда трехмерную модель проекта и тщательно проверили, чтобы нигде ничего не испортить. Даже критически относящееся ко всему новому Общество охраны памятников отметило, что с точки зрения сохранения петербургских панорам этот проект выгодно отличается от большинства созданных в последнее время. С градозащитниками у нас общая цель — сделать так, чтобы Петербургу было лучше, а частности надо обсуждать.

— Коллеги уже упрекнули ваш проект в «копировании имперского и тоталитарного стиля».

— Уже около 100 лет существует сильнейший антагонизм между классической и современной архитектурой. То же, кстати, происходит и в искусстве. Противостояние серьезное, и, чтобы заклеймить обращение к классическим образцам, всегда привязывают его к какой-то политической ситуации. Это не более, чем демагогический прием. При этом сторонники современного искусства признают за образцы проекты итальянских модернистов, которые горячо приветствовались Муссолини, или советский конструктивизм. Я в любом случае певцом тоталитаризма не являюсь и политически настроен совершенно иначе. Я просто считаю, что центру Петербурга никакая другая архитектура, кроме классической, подойти не может. Отрицательных примеров было столько, что можно уже успокоиться.

— Разрабатывая проект, вы учитывали специфику учреждений, которые займут здания, или смотрели только на то, чтобы архитектура вписалась в ландшафт?

— Архитектор всегда должен учитывать специфику. Это комплекс зданий одного из главных государственных учреждений. Искусство архитектуры — позитивное и утверждающее, поэтому я создал несколько идеализированный образ. Ведь высший суд — главный после божьего суда, доступный нам здесь. Суд — это идея порядка и иерархии. Классические формы здесь наиболее приемлемы.