Валерий Тодоровский: «Я снимал про открытость чувств и накал страстей»

Со 2 декабря на «Первом канале» — «Оттепель», сериал снятый одним из ведущих российских режиссеров Валерием Тодоровским. Две серии из 12 показали на закрытой премьере в кинотеатре «Пионер». Показ вызвал большой резонанс, что еще более подогрело ожидания публики. Накануне телепремьеры с Валерием Тодоровским поговорила обозреватель «Известий».

— У вас огромный продюсерский телевизионный опыт, но как режиссер вы сняли сериал впервые. Причем сериал о достаточно далеком от нас времени. Вы выбрали эту эпоху, потому что хорошо ее знаете и чувствуете?

— Если бы я сказал, что хорошо знаю то время, я бы соврал. В 1961 году, когда происходит действие фильма, я еще не родился. Это вопрос не знаний, а чувства. У меня от моего отца и его друзей осталось ощущение некой ауры: талантливые, молодые, свободные, жили на полную катушку.

И на самом деле я снимал даже не про поколение моего отца, я снимал про открытость чувств и накал страстей, которыми жили люди тогда и которыми, к сожалению, жить уже разучились. Ностальгия по сильным чувствам, мощным отношениям: дружба так дружба, любовь так любовь, страсть так страсть, ненависть так ненависть и сохранение своего лица — вот про что я снимал.

— Такие герои, как в «Оттепели», редко появляются на экранах, особенно телевизионных.

— Действительно, если посмотреть наши сериалы, получится, что у нас в стране проживают либо милиционеры, либо бандиты, либо девушки, которые ищут свое счастье, — и всё. И я вдруг подумал: но есть же и другие профессии — например, кинематографист.

Обычно снимают сериалы про людей простых. Я хотел снять сериал про сложных. Не в том смысле, что они какие-то заумные, а в том, что они не вкладываются в элементарные понятия: хороший, плохой, злодей, добряк, наивная красавица, интриган и т.д. 

Я решил сделать сериал про сложных людей, потому что сам всю жизнь живу среди сложных людей. Я и сам не простой человек. Мне было интересно рассказать про людей, которые живут сложной, яркой, мощной жизнью, и для этого я выбрал профессию, которую знаю лучше всего, и тот круг, который знаю лучше всего. 

— Вы какие-то свои современные эмоции, размышления об истории подарили вашим героям или вы пытались встроиться в систему мышления людей той эпохи?

— Если снимаешь исключительно про отдаленную от тебя эпоху, то сделаешь либо мертвый фильм, либо уж надо снимать документалистику. Конечно, «Оттепель» — это современная картина. Есть вещи, которые что тогда, что сейчас актуальны. Но в то время это проявлялось наиболее ярко: под кастрюлей включили огонь, и она закипела. В конце 1960-х — начале 1970-х огонь стал немного спадать. И температура была уже комнатная. А я взял момент, когда всё бурило. А вообще, конечно, это всё про себя.

— Шестидесятники остались в истории очень ярким поколением. Наверное, самым ярким и самым сформировавшимся. Как вы думаете, почему?

— Многие, да в общем все они пережили войну. А у людей, которые вернулись, не остались там, было мощное желание жить и творить, их энергетика была очень мощная. В тот момент, когда началась оттепель, им было что предъявить.

— Федор Бондарчук любит говорить про свое, то есть и ваше тоже поколение, что те, кто выжил в 1990-е, — железобетонные. То есть тоже «выжившие». Но есть ли им что предъявить?

— Я могу предъявить то, что могу: сериал «Оттепель», который я снял, фильм «Географ глобус пропил», который я делал как продюсер и считаю очень удачным. Это то, что я могу предъявить. А дальше дело других людей — засчитать или нет.

— Мне «Географ...» очень нравится, в том числе и неким сдвигом. Есть соблазн считать фильм продолжением линии советского кино про неприкаянного человека, но герой картины на самом деле отнюдь не неудачник — напротив, он может из любой ситуации выйти победителем.

— Я бы убрал слово «победитель». Это не история про то, кто победил, а кто проиграл. Первые деньги я получил на этот фильм в Фонде кино под заявленную тему «образ учителя». Я мечтал бы иметь такого учителя. И мечтал бы, чтобы у моих детей был такой учитель.

Люди, способные чувствовать, любить, принимать окружающее, — они, если пользоваться вашим термином, победители. Но если забыть слово победитель — они просто то, на чем держится наш мир. Не живет деревня без праведника — вот о чем фильм. При том что герой пьет, курит, влюбляется в девочку-ученицу, он праведник. Понятия добра и зла иногда очень размыты вокруг нас, но вот есть человек, у которого безошибочный внутренний барометр.

— В сознании публики вы в первую очередь режиссер, и лишь во вторую — продюсер. Каким был толчок, направивший вас в продюсирование?

— Тут все просто. В 1989 году, когда началась свобода, мы собрались с моими друзьями тогдашними, Игорем Толстуновым и Сергеем Ливневым, и создали ТТЛ, одну из первых в стране независимых продюсерских компаний. Мотивы были очень простые. Нам казалось, и это было, конечно, очень наивно, что вот теперь, когда рухнула многоступенчатая советская система кинопроизводства, мы сами будем решать, что правильно, а что нет.

Очень скоро стало понятно, что быть продюсером не так сладко: начались огромные финансовые проблемы, связанные с инфляцией, когда деньги превращаются в труху. Мы прошли через весь продюсерский ад. Но я уже зацепился за эту профессию, мне стало интересно что-то в ней делать.

— Ваш телевизионный продюсерский опыт не меньше, чем кинематографический.

— Более того, сейчас телепроекты мне интереснее, чем кинопроекты, потому что телевидение, если брать состояние дел в мире, вышло на передовые позиции. Был момент, когда я работал на канале «Россия» и очень много делал для ТВ, но потом устал. Невозможно сделать хорошо десять сериалов в год. Хорошо можно сделать два. И мой главный продюсерский вывод сегодня: надо делать то, что ты любишь: точечно, немного, но получать от этого максимальное удовольствие. И это непросто.

— Довольно долго слово «сериал» воспринималось как кино второго сорта, растянутый во времени «телемувик». Понятно, что в США, где такой мощнейший сериальный бум, эта точка зрения уже в прошлом. А у нас?

— Во-первых, ошибочно думать, что с наступлением эры аттракционных фильмов большое кино ушло на малый экран. Все большие американские сериалы сделаны по законам сериалов, а не кино. Просто очень сильно поднялась планка и амбиции людей, которые это делают, и зрителей, которые это смотрят. Так, во всяком случае, произошло и в Америке, и в Англии.

У нас этого качественного скачка не случилось, и думаю, что, пока не начнется «развод» по интересам, его и не будет. Ведь что происходит в Америке — сериалы, о которых так много сейчас говорят, идут на кабельных каналах, то есть нацелены на свою аудиторию.

В чем главная проблема федеральных каналов? Они должны пытаться нравиться всем: умным, глупым, пенсионерам, отставникам, подросткам. Пока зрители готовы вечером включать телевизор и смотреть то, что им показывают, ничего не произойдет. В тот момент, когда это усредненное «что-то» смотреть перестанут, придется начинать разбираться — для кого мы снимаем.

В принципе я думаю, что процесс уже пошел, но в самом зачаточном состоянии. Кроме того, это вопрос денег. Должны появиться кабельные, не кабельные, какие угодно, но достаточно богатые каналы, которые смогут для своих зрителей делать то, чего хотят эти зрители.

— Но вы-то сделали «Оттепель», которая все-таки нишевая, на федеральном «Первом».

— Думаю, это был риск для Константина Эрнста. Всё, не укладывающееся в поток, всегда риск. То, что я принес, было «авторским сериалом». Что у нас совсем редкость. Как только начинаешь делать на ТВ что-то авторское, появляется риск, что это будет отторгнуто зрителем.

Вообще с сериалами, на мой взгляд, такая история: ты всегда будешь стараться понравиться публике, это естественно. Но при этом будешь играть либо на повышение, либо на понижение. Константин Эрнст — это человек, который желает угодить публике, но всё время играет на повышение. Хочет сделать чуть умнее, чуть сложнее, чуть оригинальнее. С «Оттепелью» он действительно пошел на риск, но я очень надеюсь, что риск оправдается.