Критика чистого разума выбирает между супом и треской
В театре всегда были популярны пьесы о великих: интересно же в самом деле, каким человеком в жизни был Наполеон, кто же все-таки отравил Моцарта и что ел на обед Иммануил Кант. О последнем решил рассказать литовский драматург Марюс Ивашкявичюс, чьи пьесы не раз ставили Римас Туминас и Оскарас Коршуновас. Немудрено, что Миндаугас Карбаускис тоже не смог пройти мимо сочинений соотечественника.
Художник Сергей Бархин придумал для спектакля эффектное пространственное решение: шестиугольный, обитый алым бархатом амфитеатр, в центре которого изысканный обеденный стол, а вокруг — зрительские скамьи, расположенные, как в студенческой аудитории. Пока его установили на большой сцене Маяковки, но как только окончится ремонт в филиале на Сретенке, спектакль переедет туда.
Шестиугольник — это эзотерический знак, символ мира и гармонии и одновременно образ шекспировского театра. Но не надо пугаться — при ближайшем рассмотрении «Кант» оказывается не зубодробительной лекцией по философии, а очень смешной интеллектуальной комедией.
Живущий в Кенигсберге немецкий философ приглашает на обед друзей: пастора, судью, врача и начальника полиции. Застолье в доме Канта — это целый ритуал, где между супом и треской ведут светские беседы, травят анекдоты, но не просто так, а с пользой для здоровья, поскольку смех помогает пищеварению, и никогда не говорят о работе — таковы правила. 
В эту чинную мужскую трапезу вносит сумятицу появление загадочной особы (убедительный дебют ученицы Сергея Женовача Юлии Соломатиной), явившейся к ученому за автографом с томиком «Критики чистого разума».
«О, это лабиринт, из которого никто не вышел живым», — предупреждает девушку священник (Игорь Костолевский), но она с типично женским упрямством пытается выведать у автора, о чем все-таки эта книга. Проблему усложняет то, что девушка плохо говорит по-немецки и путается в самых элементарных понятиях вроде «пАмять» и «помЯть». А во втором акте незнакомка исчезает так же неожиданно, как появилась, и друзья начинают подозревать, что тут не обошлось без мистики.
Их философские рассуждения о том: что есть человек? — разбавляет ядреный мужицкий юмор слуги Мартина в колоритном исполнении Анатолия Лобоцкого и визит двух монашек из общества борьбы с нищетой, у которых тот украл петуха-осеменителя. Одну из них, комическую старуху, играет Светлана Немоляева, и в этой эпизодической роли умудряется показать драму женщины с неудавшейся личной жизнью.
Да и сам Кант, которого в своей мягкой обаятельной манере играет Михаил Филиппов, на поверку оказывается не всезнающим мужем, а одиноким, растерянным и даже трусоватым человеком — слуги вертят им как хотят.
Его мощный ум не в состоянии объяснить всех загадок природы: например, почему вдруг осенью птицы не улетают на юг, а яблоки не падают с деревьев. Философ и его друзья видят в этом знак беды, боятся, что время остановилось и вот-вот наступит конец света. Им невдомек, что где-то в Исландии просто началось извержение вулкана, накрывшего всю Прибалтику облаком пепла.
В пьесе вообще много говорят о времени и его иллюзорности. И в спектакле оно тоже ведет себя странно: то тянется медленно-медленно, то буксует на месте, а то вдруг пускается вскачь. Лишенная линейного развития пьеса Ивашкявичюса то и дело заводит в тупики, поворачивает вспять и обманывает ложными финалами. Но иногда случаются феерические эпизоды, когда зал хохочет над каждой фразой или, наоборот, замирает от ощущения чьего-то незримого присутствия.
В финале спектакль, прикидывавшийся исторической костюмной драмой, превращается в комедию абсурда, бесконечное кэрролловское чаепитие, но покрепче градусом. Никакая философия не может справиться с тайной бытия, изменчивого и чуждого точных определений.
Поймать его в клетку научных формулировок так же невозможно, как вывести закономерность в пении петуха или рационально объяснить суть юмора. Поэтому все попытки ученых мужей найти мораль в анекдоте заканчиваются провалом, а простецкие шутки подвыпившего слуги Мартина бьют точно в цель.
