В крематории Голдерс-Грин неизвестные разбили урну с прахом Фрейда и его жены. Событие произошло в новогоднюю ночь, но стало достоянием СМИ только в середине месяца. Есть все основания считать, что сообщение об этом событии возглавит негласный чарт не только январских новостей, но и всего года.
Рабочая версия криминалистов состоит в том, что злоумышленников привлекла высокая стоимость вазы, созданной в III веке до нашей эры, а не её содержимое.
Сердобольные поселянки не упустили случая сказать похитителям фрейдового праха заветное слово: «Кощунники!».
Креаклы позубоскалили.
Всемирная сеть не преминула отметиться.
Возникла даже шутка: начинать год нужно с ценного подарка, чем он не ваза? А ваза ничем не плоха: она и сердце жилища, и символ благополучия, и безопасный очаг, оберегающий уют! Да и мало ли что в ней могло побывать за почти 20 веков её существования? На то она и ваза, чтобы не меняться от того, что в неё входит и что — выходит!
Не лишним, однако, было бы подумать о том, какое мнение по поводу злополучного новогоднего происшествия с прахом возникло бы у самого его обладателя. Представим себе спиритический сеанс с Фрейдом — хотя вряд ли стоит ждать от него откровений, всё-таки не святой и даже не подвижник.
Ваза, пусть даже превращённая в урну, воплощала бы женское начало. Погребение в вазе было истолковано как возвращение в лоно. Посмертное. Это лоно наверняка получило бы двойственную трактовку: женское лоно, но не обычное, а принадлежащее матери. Мать же выступает в роли той единственной женщины, которая противоположна всем прочим. Такой её сделала базовая норма человеческих обществ — запрет на инцест.
Лоно, ставшее вазой, избранной для погребения, не означает возвращения к мёртвой матери, когда «тлен к тлену», а «прах к праху». В логике вождя и учителя психоанализа это означает то, что мать и смерть едины с самого начала. Ведь, согласно фрейдизму, в матери есть что-то мёртвое. Возможно даже, Эдип женился на своей матери Иокасте именно для того, чтобы освободить её от мертвечины. (Это как если бы Кай попытался расколдовать Снежную Королеву, которой является для нас наша мать.)
Отвечая нам, Фрейд наверняка, хотя и небрежно («спросите лучше у Юнга») коснулся бы мифологии «Великой матери». Мол, вспомните: Исида, Анахита, Гея, Деметра, Церера, Мокошь. И примкнувшие к ним неолитические Венеры. Богиня истоков и начал София. Наконец, Богоматерь. Мол, мать и есть материя, земля, почва. Из неё всё исходит, она всё порождает, но делает только ради собственных нужд. Чтобы вернуть себе.
Ударившись во фрейдомарксизм, создатель теории бессознательного добавил бы, что всё, называемое нами словом «жизнь», по-видимому, представляет собой жалкий результат эксплуатации, которой подвергают нас матери. Порождение рода представляет собой извлечение прибавочной стоимости. Только присваивается не труд. Присваивается способность человека создавать что угодно с нуля, вдыхать жизнь, быть богом!
Вместо этого человек довольствуется воспроизведением рода, как пролетарий у Маркса ограничивается воспроизводством рабочей силы. Мать — особенно, конечно, идише-мама — заменила нам способность быть богами, существовать так, как мы и представить себе не можем. Она единственное божество, выжившее после того, как по одному умерли все боги. Потому что мать спряталась в каждом из нас, в её руках сила сознания и бессознательного, у неё на побегушках Эрос и Танатос.
На этом Фрейд резюмировал бы: хорошо, что моя урна разбилась. Как русские футуристы призывали к победе над солнцем, так и я желал победы над матерью. Возвращения быть не может, возвращаться больше не к кому. Что касается моего праха: мне нет дела до целостности того, что мне не принадлежит. Целостность тоже относится к матери, меня же всегда интересовало взаимопроникновение, соитие, смешение. Даже после смерти я завещал соединять мой прах с прахом жены.
Фигура матери была фигурой стража, который ограничивал соития и препятствовал смешениям. Теперь некому это делать. Некому подчинять всё, что может произойти с человеком, воспроизводству рода. Я поздравляю Запад с наступлением эпохи свободы! На этих словах Фрейд, подобно джинну, вырвавшемуся из бутылки, отправился бы исполнять желания какой-нибудь транснациональной корпорации.
Однако оставим Фрейду фрейдово и подумаем о случившемся уже без фрейдовских подсказок. Строго говоря, мнений по этому поводу два и они строго противоположные. До шизофренической раздвоенности. Этого сам Фрейд бы не одобрил, потому что, как писал Фуко, «остался глух к голосу безумия».
Первое мнение совпадает, по сути, с тем, что сказали сердобольные поселянки: небрежное обращение с прахом, кому бы он ни принадлежал, кощунство. Небрежно обращающиеся — кощунники.
В случае с Фрейдом кощунниками оказываются сами профессиональные борцы с кощунством. Православные хоругвеносцы, сотрудники Следственного комитета, активисты ТСЖ, работники фольклорного коллектива, телепророки на госжаловании, служащие муниципалитета с повадками римской матроны или какое-нибудь ещё «лица духовного возрождения». Все те, кто отрицают его роль духовного родителя. Все те, кто, читая или не читая Фрейда, видели его исключительно в гробу.
И это кощунство вдвойне, поскольку речь о небрежном обращении с прахом духовного родителя.
Как бы вы ни открещивались от Фрейда, каким бы незаконным ни признавали его отцовство в своей духовной биографии, он ваш отец. Дело в том, что именно Фрейд продолжил начатую ещё по крайней мере Джоном Локком в его «Двух трактатах о правлении» борьбу с патриархальностью и основанной на ней властью. Больше того, Фрейд изменил статус этой борьбы: из общественного сопротивления остаткам «старого режима» она стала «экзистенциальным» движением души, увидевшей в семейном конфликте способ обрести не только себя в мире, но и мир в себе.
В этой борьбе Фрейд создал всех нас. Но в этой борьбе Фрейд создал и вас. Вы возникли не в начале этой борьбы, вы не стали её причиной или хотя бы поводом. Вам суждено было стать ответом со стороны патриархальной власти, на сторону которой перешла часть эдипов, которых освободил Фрейд.
Революция обретает свою кульминацию в осуществлении реставрации. Противоборство с отцовской властью завершается появлением суррогатных отцов и матерей нации. Которые «где-то в душе» могут быть и наверняка являются очень даже несчастными и страдающими жертвами семейных драм.
Второе мнение выразить проще: что-то подобное с прахом Фрейда и должно было случиться. И от этого как-то светло и радостно.
Признаемся: именно Фрейд приучил всех детей XX века быть злыми и непослушными, он один из тех, кто сделал этот век «праздником непослушания». Из всех форм патриархальности он оставил после себя саму злокачественную — патриархальность отцов, которые преданы и убиты. Самая большая проблема Фрейда в том, что эти отцы неуничтожимы. Они регулярно возвращаются к нам в виде призраков.
Отец психоанализа ещё не знал, что, сделав нас Эдипами, он сам станет Лаем. Он ещё не знал, что сам после смерти станет одним из преданных и убитых отцов. И из страха перед их появлением можно разбить не одну вазу.
