Пит Сигер — жертва антивоенной пропаганды. В период холодной войны наша пресса упоминала его чаще других американских певцов в неизменно положительном ключе, однако это никак не содействовало росту его популярности в СССР.
Для советской стороны это был неугомонный «Ростропович» с банджо вместо виолончели. Стопроцентный американец, великолепно владеющий арсеналом струнных инструментов, неутомимый собиратель фольклора, внешностью он больше напоминал Ивана Суржикова, исполнителя русских народных песен.
Как это нередко бывает с музыкальными людьми, качество песен его собственного сочинения порой оставляло желать лучшего, но они были популярны в протестных кругах Запада. Некоторые из них просочились на эстраду братских стран. «Молот», например, пел по-чешски темпераментный Вальдемар Матушка, а молодая Жанна Бичевская спрашивала: «Ты скажи мне, где цветы, где все маки?», когда этот вопрос еще не звучал так двусмысленно.
Говорят, поводом для написания «Маков» стала фраза из романа «Тихий Дон», который в ту пору соперничал с «Доктором Живаго», также породившим жутковатый медляк Somewhere, My Love.
Как мы уже отмечали, политическая ангажированность сыграла с Питом Сигером дурацкую шутку, почти полностью заслонив его основную культурную миссию, суть которой — сохранение живой песни в ее первозданном виде в мире, где для нее остается всё меньше и меньше места.
Есть такое понятие, как «синдром отеля «Калифорния», когда одна композиция заглушает всё остальное творчество певца или группы. Угрюмый марш We Shall Overcome стал для Пита Сигера своеобразным проклятием вроде «Отеля», хотя едва ли эту унылую «дубинушку» жертв капитализма стали бы заказывать в наших ресторанах подгулявшие фарцовщики и продвинутые «бандюки». Зато она попала в школьные учебники.
После такой «борьбы за мир» продолжать знакомство с творчеством бодрого старика как-то не хотелось. По этой причине у нас был долгое время обделен вниманием и его однофамилец Боб Сигер, рокер из Детройта. А вообще людям хватало Дина Рида.
В свое время Пит Сигер выпустил альбом с провокационным названием «Опасные песни», возможно, на тот момент некоторые затронутые в них темы — расизм, война, нищета — еще могли кого-то смутить. Может быть, они действительно были опасны для кого-то, для истеблишмента, но чем именно, придется объяснять слишком долго, а тем временем поезд уйдет, и всё забудется, как имена одиозных чиновников и генералов.
Любой материал звучал в исполнении Сигера красиво, искренне и очень внятно. Чтобы убедиться в этом, моему сверстнику достаточно было, не пожалев рубля, приобрести альманах «Кругозор» с его песней про снег, поставить гибкий диск на проигрыватель и ощутить, как наполняют комнату виртуозный гитарный перебор и необычайно выразительный голос. И, хлопнув себя по лбу, сказать: «Черт побери, это ничем не хуже акустических пьес Led Zeppelin или пошленькой «Энджи» у «роллингов», а ведь этому дядьке за пятьдесят, он ровесник Солженицына!».
К сожалению, к такому выводу приходили немногие, опасаясь получить клеймо отщепенца, чреватое одиночеством даже в неформальной среде.
В отличие от нетерпеливых и разочарованных коллег он жил долго, почти в четыре раза превысив возрастной предел пресловутого «клуба 27». От идеалов марксистской юности полностью не отрекался никогда, признавая лишь отдельные ошибки и перегибы. Хотя любили его не за политику. Наград и грамот у Пита Сигера, кстати, не так уж и много, и все они, так сказать, перестроечные. В перестройку верный теме песен протеста журнал «Ровесник» вспомнил о нем, но одержимый идеей справедливости певец-ветеран сморозил что-то про «народ Палестины» совсем не ко времени и не к месту и снова оказался забыт и невостребован.
Безболезненно похоронив коммунизм, Сигер дождался возобновления протестов в стиле ретро, снова замаячил на демонстрациях, вызванных (рука руку моет) новым витком эскалации военных конфликтов во всей их бессмысленной, бесфабульной, как «Сон» Энди Уорхола, но гипнотической «красе».
Посетив СССР при Никсоне, человек, собиравший концертные залы и фестивальные площадки у себя на родине, спел по телевизору три песенки и ушел в небытие, совсем как случайный гость многочисленных дневных эфиров, приглашенный вместо знаменитости, чтобы заткнуть очередную дыру.
Хотя это опять же не имеет никакого отношения к настоящему делу всей жизни Пита Сигера.
Поминая его добрым словом, мы видим далеко не первое поколение исполнителей и слушателей, подчас не имеющих представления, как давно были созданы и доведены до совершенства песни, точнее универсальные модели и формулы песен, питающие поп-музыку последних десятилетий. Чтобы это понять, стоит обратить внимание на ранние записи Пита Сигера, в том числе и те, что были сделаны в составе фольклорного квартета «Ткачи» (The Weavers).
Он прилежно и тщательно восстановил и увековечил множество тленных вещей, соткав из них руками мастера своеобразный гобелен, свиток или песенную карту. Поэтому нам он представляется в образе доброго паука в центре красочной паутины, каждая нить которой ведет к замечательной песне из прошлого.
Слушая Пита Сигера, мы с изумлением узнаем суперхиты эстрады и рока, лишний раз убеждаясь, сколь многим обязаны ему, так далекому от «забоя» и громкости, все эти певцы и группы. Он перебросил через разлом зияющий пропасти самое живое, самое ценное — красоту и силу довоенного качества, будь то песня крымских евреев-колонистов, негритянский спиричуэл или тюремный фольклор про «Дом восходящего солнца».
