Юрий Любимов исполнил роль короля в опере «Школа жен»
96-летний режиссер Юрий Петрович Любимов дебютировал в театре «Новая опера» спектаклем «Школа жен», в котором есть всего одна жена и совсем немного учебы. Музыку Стравинского, Баха, Гласса и других композиторов написал для этой оперы Владимир Мартынов. Постмодернистское творение, как и положено, вызвало конфликт в публике, причем конфликт истинно постмодернистский.
Авторы спектакля решили «размыть» его начало: артисты на сцене делают вид, что готовятся, оркестранты — что разыгрываются. На самом деле все уже давно играют всерьез. Публика принимает обман за чистую монету: шумит, галдит, рассаживается.
Когда опера окончательно стартовала, те, кто понял это раньше других, стали шикать на соседей. Соседи возмущенно отвечали: «Что вы шикаете, это же еще репетиция». И показывали пальцем на бегущую строку, где крупными буквами было написано: «Идет репетиция».
Сюжет, придуманный Любимовым, таков. Глупые и безалаберные актеры под руководством великого Мольера репетируют пьесу, ожидая появления «короля-солнца» Людовика. Юрий Петрович не избегает автобиографичности: капризные артисты прямо-таки издеваются над усталым худруком. Когда все окончательно измотаны и в ужасе понимают, что король придет прямо сейчас, выясняется, что король не придет.
С одной стороны — житейская ситуация: люди искусства, в том числе отечественного, привыкли готовить мероприятия под визит первого лица, которое в итоге не приходит. С другой — блестящая драматургическая пружина, задающая тонус всей опере.
Подобранные Юрием Любимовым тексты Булгакова («Кабала святош»), Козьмы Пруткова («Спор греческих философов об изящном», «Блонды», «Проект: о введении единомыслия в России»), Мольера («Мещанин во дворянстве», «Версальский экспромт»), как и гэги режиссера Игоря Ушакова, вполне забавны. Но все-таки комизм «Школы жен» получился умеренным: улыбки были, хохота не было. Может быть, это свойство любимовского юмора, может быть, вообще юмора пожилого человека.
Но с точки зрения постмодерна именно такой градус комизма и был нужен: некоторое ощущение натянутости, искусственности происходящего напоминало, что перед нами не просто буффа, а оно — современное искусство. Разбираться в подтекстах «Школы» было интереснее, чем улыбаться, — в основном благодаря Владимиру Мартынову.
За полгода до премьеры он заявил «Известиям»: «У нас с Юрием Петровичем идеологический конфликт. Его протагонист — Мольер, а я — за короля».
Причину своего пристрастия к монарху он не объяснил, но, скорее всего, Мартынову нравится, что король над схваткой. А над схваткой король потому, что его здесь нет: об этом «главном герое» оперы все говорят, но на сцене он так ни разу и не появится. Существует ли он вообще? И вот благодаря Мартынову житейская сатира превращается в ницшеанскую максиму о том, что Бог мертв и только люди этого не замечают.
Сатиры в опере тем не менее хватает. Проект Козьмы Пруткова «О введении единомыслия в России» звучит злободневно сверх всякой санитарной нормы. Мартынов сопровождает этот эпизод музыкой «застенка»: цокающие инструменты под названием «коробочка» плюс грозно ревущая туба. Опасная сцена завершилась маленькой гражданской манифестацией в виде нервных аплодисментов.
Музыка этого раздела проста точно так же, как и вся партитура. Мартынов вообще не пытается создать новый язык — он реанимирует модели старой музыки, которую все так любят. Море «золотых секвенций». Бодрые пассажи струнных. Веселые кадансы, построенные по принципу хора придворных из «Бременских музыкантов»: «Расстроила отца, расстроила отца, отца, отца, ца-ца-ца».
Парадоксальное достижение Мартынова в том, что его музыка «десятой свежести» звучит, несмотря ни на что, очень свежо. Она духоподъемна, наполнена воздухом, ее хочется слушать, не думая о том, у какого композитора что украдено. Фактически на ней и держится полуторачасовой спектакль.
Конечно, тут и там возникают намеренные «червоточины», не позволяющие поверить в красоту. Мартынов убежден, что красоты в искусстве больше быть не может — только красивость. Но «буржуазная публика», на которую он рассчитывает и которая не станет копаться в болезненной голове постмодерниста, получит удовольствие. Так что помимо всего прочего «Школа жен» — еще и кассовый спектакль.
Свой вклад в успех премьеры внесли и декорации Бориса Мессерера, и костюмы Рустама Хамдамова, и результативная работа Дмитрия Юровского с оркестром, и достойный вокал всех основных исполнителей. Но самый чудесный финальный штрих внес Юрий Любимов.
Он не пришел.
Любимов, вокруг которого вертелась вся постановочная эпопея, как сюжет вертится вокруг Людовика, не появился ни в один из премьерных вечеров. Причина печальна и проста — плохое самочувствие. Но, пожалуй, еще никогда демарш автора не был так драматургически оправдан. Не желая того, Юрий Петрович стал главным героем собственной оперы.
