В последние недели в сетевых полемиках наблюдается небывалая возгонка воинственности. Пусть чаще всего нагнетают ее герои «диванных» баталий, но она отражает и более широкие общественные настроения.
С одной стороны, от России требуют немедленно ввести войска в восточные регионы Украины, с другой — на украинских сайтах от нового руководства страны требуют беспощадно расправиться с «сепаратистами». Кажется, мониторы скоро расплавятся от этой взаимной ненависти.
Похоже, точка пропагандистского кипения уже достигнута. И тут остается лишь два пути развития событий: либо тотальное военное столкновение двух некогда братских народов, которое взорвет остатки глобального порядка, либо — решительный выход из этого затянувшегося кризиса с ясным осознанием того, что побед в гражданских войнах не бывает.
Всякая война неизбежно завершается миром. Но либо противники сами оказываются способны опомниться и находят общий язык, либо договариваются уже на языке международных миротворцев.
Примером первого решения служат Белфастские соглашения, когда Великобритания и североирландские политики самостоятельно нашли общий язык. Второй вариант — Дейтонский мир в Боснии, достигнутый только с участием международных организаций. К нему и поныне много претензий, однако Босния вот уже почти 20 лет как перестала быть «горячей точкой».
Нужно ли России полномасштабное втягивание в украинский конфликт? Война как стихия, конечно, может быть очень привлекательна для некоторых писателей, философов и не доигравших свое «реконструкторов». Наверное, в ней они черпают творческое вдохновение. Однако нелишне напомнить, что Уголовный кодекс РФ осуждает публичные призывы к развязыванию агрессивной войны. И в законодательстве Украины есть аналогичная статья.
Нарастающая воинственность с обеих сторон ничего не решит, но доведет лишь до разбитого корыта. Хотя мирным гражданам восточно-украинских областей — как и любым другим — нужно лишь соблюдение своих прав. И контуры такого конструктивного решения уже наметились.
Украинское руководство объявило недельное перемирие, донецкие повстанцы его поддержали, и между противоборствующими сторонами наконец-то начались прямые переговоры. Более того, российский президент направил в Совет Федерации письмо с предложением об отмене постановления о возможном использовании ВС РФ в украинском конфликте. Это явные и долгожданные шаги к разрядке напряженности между соседними странами.
Теперь очень многое зависит от украинской стороны — считает ли она объявленное перемирие только временным или же настроена на окончательное разрешение конфликта мирным путем? Понятно, что такое разрешение невозможно без учета новой политической реальности, сложившейся в восточных областях, провозгласивших себя республиками.
При позитивном развитии событий ситуация вполне может стать похожей на открытый круглый стол, которым ныне пытаются завершить столь долго терзавший Испанию баскский конфликт.
Но пока смущает некоторая законодательная неторопливость украинского президента. Он вроде бы объявил проект децентрализации власти. Но региональные выборы обещаны лишь неопределенной «осенью». Если бы их проведение было назначено немедленно, это превратило бы донецких и луганских повстанцев в легитимных региональных политиков. И, кстати, стало бы проверкой для них самих — насколько действительно им доверяет население этих регионов.
Да, в этом случае с ними было бы сложнее вести переговоры — законно избранную региональную власть уже не обзовешь «террористами». Зато всякие договоренности обретут гораздо более высокий правовой статус.
Пока же приходится наблюдать довольно странные дискуссии в Верховной раде о возможном введении военного положения в восточных областях. Военное положение будет означать автоматическое сворачивание всякой децентрализации, и уж понятно, никакие выборы в этих условиях проводиться не смогут.
Похоже, украинская власть в целом пока не может определиться, какими методами решать этот конфликт — военными или политическими?
Здесь довольно интересной выглядит точка зрения Владимира Гройсмана, который отвечает в новом украинском правительстве за вопросы децентрализации. Его критика в адрес прежней партии власти выглядит вполне справедливой. Она называла себя Партией регионов, но практически ничего не сделала для повышения роли регионального и местного самоуправления. «Результат, который мы имеем сегодня на юго-востоке — следствие постоянного давления на людей. С людьми действительно не говорили, а их — не слышали».
Централизация, по мысли Гройсмана, убивает Украину. «Она убивает общественную инициативу, профессиональные кадры, экономическое развитие, но порождает коррупцию». С этим трудно не согласиться. Но какими методами предлагается исправлять ситуацию?
О выборности областных губернаторов вице-премьер ничего не говорит. Он предлагает передать большинство полномочий и налогов на уровень не областей, но городов, районов и территориальных общин (громад). Эта идея выглядит красивой и демократичной, но будет ли Киев слышать голоса тысяч этих небольших громад, если областной уровень фактически нивелируется? Не обернется ли такая децентрализация еще большей столичной централизацией?
Г-н Гройсман явно имеет в виду правовой принцип субсидиарности, который предусматривает решение большинства вопросов на локальных уровнях. Однако этот принцип максимально работает именно в федеративных государствах. Но федерализма вице-премьер, как то свойственно украинским политикам, весьма опасается.
Что ж, разумеется, у унитарного государства своя политическая философия. Она заслуживает уважения, хотя исторический опыт показывает, что сепаратистские движения чаще возникают именно в тех странах, которые особенно жестко настаивают на своем унитаризме.
Россия здесь может показать высший пилотаж федерализма, если создаст в Крыму межгосударственную консультативную ассамблею. Сегодня это может показаться вызывающим парадоксом, но исторический опыт для этого тоже есть — Страсбург, который веками был символом франко-германских споров, сегодня, наоборот, стал столицей европейской интеграции.
Не пора ли использовать и опыт западноевропейского примирения для избавления от взаимного военного психоза и перезагрузки российско-украинских отношений?
