Гай Германика сказала «Да и да» олигархам духа

На протяжении всего фильма у зрителя рябит в глазах. Кажется, что оператор Всеволод Каптур каждую секунду меняет фильтры, окрашивая кадр всеми цветами радуги. Героиня фильма «Да и да», молодая учительница, видит мир то розовым, то голубым, то малиновым — в зависимости от градуса чувства к одному богемному художнику. Кругом волшебство — ветки превращаются в птиц, облака подмигивают... Молодая учительница допивает остатки водки и начинает творить искусство в жанре примитивного экспрессионизма.

Сюжет почти не имеет значения. Хорошая девочка влюбилась в хулигана — что может быть банальнее? Вместо повествования Германика пытается разговаривать на вязком языке поэзии. В помощь ей необъяснимо вращающаяся камера, цветофильтры, долгие планы и внезапные графические вставки. Уровень исполнения последних, впрочем, оставляет желать лучшего.

Роль учительницы играет Агния Кузнецова. В дебютном фильме Германики «Все умрут, а я останусь» актриса играла школьницу, а теперь в первой же сцене сидит за столом, проверяет домашние задания, одновременно ругаясь с родственниками и переписываясь с незнакомцем в интернете. Через минуту вскакивает и сбегает в богемный арт-сквот — развеяться. 

Ее возлюбленный — образец «плохого парня». Александр Горчилин сыграл бездельника, алкоголика и отщепенца уверенно, но переборщил с подчеркиванием ничтожества своего героя. Увидеть в нем хоть какую-то привлекательность можно только по принятию изрядной дозы алкоголя, чем герои постоянно и занимаются.

Зато в фильме есть хорошая постельная сцена. Сверхкрупные планы поочередно берут глаза, лбы, губы, ноздри, пальцы. «Ты мой хороший, ты мой сладкий, ты мой милый, ты мой родной», — говорит девушка; юноша молчит. Кругом белая дымка — в мире больше никого не существует.

Валерии Гай Германике не жалко подарить любимым музыкантам драгоценные минуты своего фильма. Действие «Да и Да» несколько раз останавливается, играет музыка, а герои на экране двигаются поперек такта. Возможно, это превосходная степень продакт-плейсмента, когда вместо индийского чая рекламируется творчество группы «Пикник» и братьев Самойловых из «Агаты Кристи».

Один из продюсеров картины Федор Бондарчук сказал, что режиссеру была предоставлена «абсолютная свобода». Вероятно, устав от участия в жанровых телепроектах («Школа», «Краткий курс счастливой жизни»), Германика захотела раскрепоститься в артхаусе: сбежать от «домашних заданий» Константина Эрнста к «свободным художникам». Надо сказать, что главную героиню «Да и Да» в итоге перестают преследовать разноцветные галлюцинации. Что будет с Валерией Гай Германикой дальше — никто, кроме нее, не знает.

«Всем надо стремиться быть свободными»

Накануне конкурсного показа с Валерией Гай Германикой встретился корреспондент «Известий» Николай Корнацкий.

— Коммуна художников из вашего фильма — насколько она списана с реальности?

— Одновременно реалистична и нереалистична. Мы старались сделать универсальную историю, которая могла бы произойти в любое время, в любом месте, в любой точке мира. Образ местами гротескный, утрированный — это кино, так должно быть.

— Но художники играют вполне настоящие?

— Да, Александр Виноградов, Виктор Пузо, Михаил Вивисектор, много кто. У нас там не только художники. Федя Лавров (артист театра и кино. — «Известия»), мы с ним просто пошутили, он к нам на три секундочки зашел и снялся в роли Деда Мороза. Миша Ефимов из Театра.Doc. Помните, когда у художников вечеринка, карнавал, и появляется человек в костюме Зигги Стардаста — это он как раз. Он специально не показал своего лица, именно так хотел сняться.

— Как Антонин, герой Александра Горчилина, попал к ним? Вы специально не рассказываете его историю?

— Там по намекам можно всё понять — его легенда в принципе рассказана. Понятно, что он ушел из дома, постоянно меняет паспорта, имена. Такой свободный художник, рок-звезда, эгоист, безответственный человек.

— И в него влюбляется школьная учительница. Почему именно эта профессия? Как самая скучная?

— Вопрос к сценаристу. Мне-то лично все равно, кто она такая. Саша — девочка из метро, девочка из миллионов. Самая обыкновенная. Наш взгляд никогда не выделит ее в толпе. И она естественным образом потянулась к художнику.

— И сама стала рисовать. А есть, на ваш взгляд, какой-то способ жить полной жизнью, не будучи художником?

— Конечно, всем надо стремиться быть свободными, жить полной жизнью. Олигархия духа это называется (смеется).

— Но у девочки Саши в итоге ничего не получилось? Финальный пожар означает конец всему?

— После расставания с Антонином муза ее покинула. Она не умеет рисовать больше, понятия не имеет, как это с ней происходило и как это ощущение вернуть. Всё сгорело, но это хороший огонь, символичный. 

— На съемках, как и раньше, было много импровизации?

— Не очень. Когда пишет Александр Родионов, мы снимаем всегда по сценарию и сохраняем его диалоги, потому что они невероятно крутые, лучше ни слова не менять. Я лишь вставила в его текст свою сцену сна. Это на телевидении приходится много импровизировать, иначе никак. Спасать надо наше телевидение (смеется).

— «Да и да» прежде всего фильм о любви. Скажите, она, на ваш взгляд, только такая и может быть — с болью, с кровью, блевотиной, обязательно с плохим концом?

— Просто я так чувствовала на тот момент. Я знаю этот запах, когда от кожи пахнет водкой, это мерзкое ощущение по утрам. Мне надо было об этом рассказать. И это не любовь ведь совсем. Страсть скорее, вдохновение, какой-то рок-концерт, который, кажется, может длиться вечно. А он прошел-то за два часа.

— Кусок аудиокниги по «Аэлите» Алексея Толстого — это намек, что все происходящее не совсем реально?

— Совершенно верно. Это Сандрик (сценарист Александр Родионов. — «Известия») вставил. Обратите внимание, это сцена встречи Саши и Антонина. Любовь — это как космический корабль. Мы сели в ракету, у нас прошло два часа, а там на Земле тем временем промелькнуло четыре месяца. Вы заметили, там в кадре время остановилось, всё время ночь. Чувство поглощает тебя, захватывает и не отпускает.

— То есть это скорее личное высказывание, чем социальное?

 — Прежде всего, конечно, это история про меня. Я надеюсь, что фильм дойдет до своего адресата… Хотя адресат куда-то пропал по пути (смеется).

— В одном из паспортов Антонина есть запись Germanika is love — это намек на автобиографические мотивы?

— Это сформулирована тема моего творчества. Мое кредо. Можете даже в заголовок вынести (смеется).

— На ирреальность намекает картинка фильма. Как вам это удалось?

— Я сказала Севе (оператор фильма Всеволод Каптур. — «Известия»): «Хочу импрессионизм». А он всё понял, пошел и сделал фильтр на камеру, который постоянно крутится. Сева его испек в специальной печи и раскрашивал, поэтому каждая сцена снята в определенной цветовой палитре.

— Вы как-то соотносите свое творчество с тем, что происходит в российском или мировом кинопроцессе?

— Нет, я не знаю, что происходит с кинопроцессом, потому что я сама в кинопроцессе. Мы постоянно что-то готовим, что-то снимаем, едим, спим, книжки читаем. А потом опять готовим, снимаем, монтируем, готовим, снимаем. Бесконечный кинопроцесс — здесь и сейчас. Я ни с кем себя не ассоциирую, я одна в своей тарелке.

— Может, что-то из того, что делают ваши коллеги, вам интересно или близко?

— В сентябре начинаю снимать сказку «Оле-Лукойе» — это мне близко и это интересно.