Решение России начать движение гуманитарного конвоя от погранперехода «Изварино» к Луганску без продолжения согласований с Украиной — событие историческое. Перед нами крупнейший провал украинской внешней политики, имеющий долгосрочные стратегические последствия.
Две недели Россия, идя на чудовищные унижения, пыталась убедить Украину принять гуманитарный груз, оформить по всем правилам и со всеми признаками государственного суверенитета, пропустить его через свою территорию. Россия была готова даже организовать такое оформление «по-украински» в районе контролируемых ополченцами пограничных переходов.
Согласие украинской стороны на этот вариант означало бы серьезное политическое поражение восставших республик Донбасса. Россия демонстративно обозначила бы свое непризнание «сепаратистов», подчеркнула бы незыблемость восточных границ Украины и лояльность к киевскому режиму. Помощь фактически была бы оказана «пострадавшим гражданам Украины».
Однако Киев, изобретая бредовые обвинения, высказывая беспочвенные подозрения, развернув пропагандистскую кампанию с обвинением гуманитарной колонны в перевозе едва ли не танков и ракет, сделал всё, чтобы свою победу упустить. В итоге конвой отправился к Луганску без разрешения киевских властей, минуя комплекс украинских пограничных процедур, в сопровождении ополчения ЛНР. Киев фактически вынудил нас проигнорировать украинский суверенитет над границей и признать Луганскую Народную Республику как субъект если не международного, то гуманитарного права.
Разумеется, Россия не могла поступить иначе. Луганск, оставшийся без света, воды, еды, превращенный террористическими артобстрелами в город-призрак, взывал о помощи. Нерешительность в передвижении конвоя и так уже вызывала самую серьезную критику в наших внутриполитических обсуждениях: «Не можете и не хотите помочь ополченцам оружием — хоть мирным людям едой, водой и электрогенераторами помогите!».
Конвой был обречен оказаться в Луганске. Режим Порошенко мог обернуть этот факт к своей выгоде, но истеричная ненависть к России привела к тому, что принцип целостности и неприкосновенности границ Украины вновь оказался поколеблен.
Тем самым Киев серьезно навредил и той части российской элиты, которая выступала и выступает за переговоры Россия–Украина, рекомендуя принять существование Украины в границах 1991 года как не подлежащую сомнению аксиому, требуя «отказаться от утопий» о свободном Донбассе, «Новороссии» и т.д.
Даже диалог по гуманитарному вопросу с нынешним украинским режимом оказался невозможен. Получилось, что дешевле, проще и гуманнее проигнорировать суверенитет Киева, чем его уважать. Если, конечно, кому-то еще надо что-то доказывать после сравнения Крыма, где этот суверенитет был проигнорирован и где не было ни одной жертвы, и Донбасса, где Россия попыталась его уважать, и это привело к тысячам смертей среди женщин, стариков и детей.
Прежде чем вести переговоры с Порошенко в Минске и вообще предпринимать какие-то дальнейшие действия в украинском кризисе нам необходимо сначала ответить для самих себя о нашей долгосрочной стратегии. Является ли Украина-91 для нас не оспариваемой аксиомой, даже мыслить о демонтаже которой (и, тем более, о содействии этому демонтажу со стороны России) недопустимо? Или же мы рассматриваем Украину как некое переходное политическое образование, состоящее из разнородных частей, нуждающихся в цивилизованном разводе? Таких образований в истории Восточной Европы было немало — можно не вспоминать империи типа Австро-Венгрии или кроваво распавшуюся Югославию, можно вспомнить мирно разошедшуюся Чехословакию.
Долгое время все усилия нашей дипломатии были направлены на то, чтобы как-то сделать это государство дружественным России. Если не самым близким другом, то хотя бы не врагом. И все эти усилия разбивались об идеологическую конструкцию украинского национализма, заточенного против Москвы и «москаля». Если Украина существует как суверенное государство, то в его основе должна лежать нация.
Если существует украинская нация, то существует украинский национализм. Украинский национализм — это всегда грушевско-петлюровско-бандеровско-ляшковский национализм, то есть национализм, заточенный на русофобию. Единственная естественная идеология для «суверенного государства Украина» — это русофобский украинский национализм. Иначе непонятно — почему «Украина не Россия». Все попытки изменить этот баланс, поставить нерусофобский режим ни к чему не привели.
Альтернативная концепция, не строящаяся на аксиоме целостности Украины, исходит из того факта, что в этой стране живет довольно большое количество русских и русскоязычных граждан, которые не хотят быть украинскими националистами бандеровского толка. Земли, населенные этими людьми, могут возвратиться в состав России, как Крым, могут создать буфер между Россией и вестернизированной Украиной — Новороссию, могут приобрести в рамках федеративной Украины большие права, которые позволят им не допустить проведения антироссийского курса.
Сегодня нам необходимо понять. Чего и от кого мы хотим? Прежде всего чего мы хотим от самих себя?
Мы можем, конечно, и дальше гнаться за утопией «единой, дружественной, нейтральной Украины» и ради нее жертвовать жизнями тех, кто восстал, поверив в то, что Россия поможет. В итоге мы получаем последствия более тяжелые, чем самый негативный сценарий реагирования Запада на наши решительные действия.
«Патриотическим» вариантом той же идеологемы является вера в то, что Украина не выдержит войны на истощение и погрузится в пучину хаоса, в Киеве произойдет пророссийская революция, а ополчение Новороссии сможет в конечном счете «антифашистским маршем» дойти до Львова и Ужгорода. При этом поддержка существующего восстания на Донбассе начинает казаться с высоты этой мечты делом второстепенным и даже не важным. «Даешь Киев, сдай Луганск!»
На мой взгляд, и то, и другое, и великая утопия либералов, и великая утопия патриотов, — миф. «Украинская Украина» пропитана ненавистью к России и русским. Жовто-блакитным карателям искренне нравится убивать жителей Донбасса и воображать, что они разгромили «российских десантников». Представить себе этих съехавших с катушек граждан «единой пророссийской Украины» — так же невозможно, как представить ополченцев Донбасса гражданами Украины бандеровской.
Мы можем сколько угодно убеждать себя в том, что речь идет о гражданской войне в соседнем государстве. Но факт останется фактом — речь идет о войне несовместимых ценностей.
Либо в этой войне победит набор ценностей, представленных киевским режимом: петлюро-бандеровский украинский национализм, русофобия, но этого Россия допустить не может, так как это чревато катастрофическими для нас геополитическими последствиями, либо победит набор ценностей, представленных донбасским ополчением: антифашизм, единство русского мира. В своих интересах Россия должна этой борьбе содействовать.
И надо понимать, что те российские элиты, которые выступают против помощи Донбассу, выступают именно против коренных стратегических интересов России, а не против «империалистических фантазий патриотов».
Но победа ценностей Донбасса исключает, к сожалению, распространение их на всю Украину. Запад Украины сегодня болен неизлечимо, и в краткосрочной перспективе не приходится надеяться даже на ремиссию. А это значит, что содействие победе Донбасса со стороны России — это содействие цивилизованному разводу. Точнее превращение нынешнего кровавого и смертоубийственного разрыва в дипломатический и гуманный развод.
Руководствоваться любым другим вариантом — попыткой убедить Порошенко и иже с ним вдруг стать лояльными и нейтральными к России, или утопической надеждой переломить ситуацию в масштабах всей Украины, значит, вести дело к очередному дипломатическому провалу, который вновь обойдется тысячами нечуждых нам жизней жителей Донбасса.
