Пока сам Театр на Таганке закрыт на ремонт, его многочисленные проблемы остаются открытыми. И после ухода из жизни Юрия Петровича Любимова они, скорее, усугубились.
К нерешенным вопросам перспектив театра, творческой правомочности дальнейшего использования бренда «Театр на Таганке», отсутствия художественного руководства прибавилась еще одна серьезная проблема — сохранения памяти, сценического опыта и творческого наследия самого Юрия Петровича и того уникального периода жизни театра, который принято называть «легендарный век Таганки».
Рано или поздно перед любым серьезным театром встает необходимость архивации прошлого. У нас популярна по-своему эффектная и легкомысленная формула, суть которой сводится к тому, что живой театр и музей (причем, слово «музей» толкуется в данном контексте весьма вольно и расширительно — как любое архивирование и сохранение) — это непременно конфликтующие между собой организмы, являющиеся синонимами противоположных начал — жизни и смерти. А «забывчивость» и пренебрежение к памяти — большое благо и плодотворное правило сценической практики, олицетворяющее собой прогресс и движение вперед.
«Там, где начинается музей, заканчивается театр».
Подобный, не лишенный прелестной романтики максимализм приводит к тому, что театральный опыт часто исчезает бесследно. Исследователю и историку театра порой совершенно не с чем работать даже спустя совсем краткое время после того, как сценическое явление ушло в прошлое.
Любимовская Таганка в этом отношении — театр крайне несчастливый: от него уцелело очень мало архивных материалов, фактически не осталось видеоверсий спектаклей.
Первые серьезные утраты архива и предметного фонда театр понес в 1984 году, в период, связанный с эмиграцией Ю.П. Любимова. Стараниями сотрудников театра и энтузиастов часть истории Таганки удалось спасти, передав архивные материалы на хранение в Российский государственный архив литературы и искусства. Но очень многое из документов, афиш, костюмов и предметов погибло и утрачено навсегда. Тем бесценнее то, что осталось и что пока можно сберечь.
К сожалению, сейчас та драматическая ситуация может повториться в связи с ремонтом и неопределенностью будущего театра.
В последних интервью Ю.П. Любимов говорил о том, что мечтает сохранить в неприкосновенности хотя бы свой знаменитый на весь мир кабинет, испещренный автографами выдающихся современников. Кабинет Любимова давно не называют иначе, как мемориальным, и вопрос о его обязательном сохранении вроде бы решен, и ничто не внушает опасений. Но имеет ли кабинет юридический статус мемориального и каким правовым актом этот статус за ним закреплен? До тех пор, пока этого не сделано, понятие «мемориальный» можно воспринимать исключительно как метафору.
Уникальным кабинетом пространство театра не исчерпывается. Зал Театра на Таганке тоже в своем роде мемориален. Зрители и театральные профессионалы привыкли к черному театральному пространству с открытой сценической коробкой. «Мастерская П.Н. Фоменко», «Студия театрального искусства» С. Женовача, ЦИМ, малые сцены многих театров имеют именно такой облик. И мало кто помнит, что именно Ю.П. Любимов первым начал пользоваться подобной площадкой, которая теперь воспринимается как нечто привычное и само собой разумеющееся. Появилось подобное пространство на Таганке, имевшей до прихода Ю.П. Любимова классический облик театра с ложами и медленно гаснувшей люстрой, в силу производственной необходимости: световой занавес, впервые использованный в спектакле «Герой нашего времени» (1964), требовал светопоглощающих поверхностей, своего рода «заглушки», иначе потоки лучей рассеивались, отражались от потолка и стен и слепили зрителей.
И вот идея черного театрального зала завоевала широкую популярность и прижилась, а авторство, как это часто случается, позабылось.
Формат будущего Театра на Таганке (или театра с другим названием в его стенах), соотношение в том будущем театре живого сценического дела и мемориальной, исторической доли — вопрос непростого концептуального решения. Очень не хочется, чтобы решение оказалось чисто административным и скороспелым, принятым без привлечения специалистов и учета экспертного мнения. Наверное, сейчас мгновенно и в экстренном порядке его не стоит и принимать.
Нельзя тянуть с другим — с началом учета и сохранения архивов, предметов и материалов. Это особенно актуально, если не забывать факт, что Ю.П. Любимов не был теоретиком. Он не оставил после себя печатных трудов, своей «системы», изложенной на бумаге, не суммировал свой огромный театральный опыт в отдельной книге «режиссерских уроков» — осталась только театральная практика.
Театр на Таганке принадлежит городу Москве, его учредителем является столичный департамент культуры. Однако имя Ю.П. Любимова принадлежит мировой театральной культуре: режиссер работал помимо родины в Италии, Венгрии, Германии, Японии, Израиле, Швеции, Финляндии и ряде других стран. Вполне логично, если бы забота об увековечении его памяти и творческом наследии стала делом федерального масштаба.
Кстати, театральные музеи, организованные при действующих и активно работающих театрах, существуют как у нас, так и за рубежом.
Вот всего несколько примеров.
Собственными музейными пространствами располагают многие сцены мира: парижский «Гранд-опера», финский Национальный театр в Хельсинки, токийский театр «Кабуки», московский Малый театр, МХТ и многие другие.
«Комеди Франсез» (Франция) накопил уникальный опыт сочетания живой театральной практики с хранительской деятельностью. Выставки из фондов его музея неизменно становятся заметным культурным событием.
Музей миланского «Ла Скала» функционирует уже более столетия. В его коллекции уникальные документы, декорации, костюмы, афиши, музыкальные инструменты разных эпох.
Венская государственная опера, строительство здания которой было завершено к 1869 году, обзавелась музеем совсем недавно, в 2005-м. Это один из самых молодых театральных музеев Европы, но зато и один из самых современных по концепции и экспозиционному решению. Помимо экспонирования костюмов, декораций, документов музей оборудован специальными терминалами, содержащими полную информацию по всем постановкам, шедшим на сцене этого театра начиная с 1955 года. Музей Венской оперы — живой аргумент в пользу необременительности театральной истории.
Новые технологии и новые формы организации музейного дела не только не вносят нафталиновый дух в театральные стены, но, напротив, способны увеличить интерес к конкретному театру и значительно повысить его информационную емкость как объекта культуры. Были бы воля и желание.
