На совместной пресс-конференции лидеров России и Турции, проходившей 1 декабря, В.В. Путин заявил об отказе России от амбициозного проекта «Южный поток», при помощи которого планировалось значительно увеличить поставки газа в Европу в обход Украины. Расширять экспорт теперь будут в южном направлении — через территорию Турции.
Насколько этот проект отвечает интересам России и Турции, и какие принесет последствия для российской внешней политики?
Наряду с «Северным потоком» проект проведения газопровода по дну Черного моря в Болгарию для обеспечения топливом стран Южной и Восточной Европы до самого последнего времени оставался главной надеждой России для обеспечения бесперебойных поставок российского газа на Запад. Его реализация позволила бы закрепить монополию «Газпрома» на стабильное обеспечение Европы голубым топливом.
Еще со времен первого майдана в Москве размышляли о строительстве новых маршрутов в обход Украины. Тянуть трубы по морскому дну дорого, зато основным оптовым потребителям, таким как Германия или Италия, можно поставлять газ напрямую, минуя ненадежных посредников. «Южный поток» в потенциале замыкал газовое кольцо вокруг Украины и позволял в критических случаях полностью исключать ее из транзита.
Проблемы создала Европа, для которой этот проект и предназначался.
Кризис на Украине побудил Евросоюз постепенно отказаться от стратегического партнерства с Россией. Некогда получившая свою государственность в подарок от русской армии Болгария после встречи с американскими конгрессменами в июне 2014 года заявила о приостановке уже начатых работ по сооружению газопровода, что дезавуировало все прежде достигнутые договоренности с более лояльными России Австрией, Венгрией и Сербией.
В сентябре 2014 года Европарламент призвал страны — члены ЕС отменить все запланированные соглашения с Москвой в сфере энергетики. В таких условиях планировать дальнейшее строительство «Южного потока» для России оказалось делом крайне рискованным. Затратив значительные средства на проведение подводной линии, можно было оказаться перед закрытыми воротами Болгарии. Поэтому «Газпром» решился на альтернативный путь — через Турцию.
Для Анкары такое развитие ситуации представляет значительные выгоды. Уже давно турецкое руководство мечтало о превращении страны в транзитную зону для поставок газа в Европу. Ранее широко обсуждалась возможность строительства газопровода «Набукко», при помощи которого в Европу планировалось поставлять газ из Туркменистана и Азербайджана.
Однако ряд объективных обстоятельств, среди которых главные — сохранение неопределенного статуса Каспия и решительная позиция России не позволили реализовать этот проект. «Газпром» остался безальтернативным монополистом в стабильных поставках голубого топлива в Европу.
Проведение дополнительной линии газопровода «Голубой поток» позволяет не только нарастить потребление газа в самой Турции и снизить его цену, но и обеспечить его выгодный транзит на Балканы. Это полностью соответствует турецким внешнеполитическим планам по интеграции постосманского пространства, известным как политика неоосманизма. В случае реализации проекта Анкара будет «держать руку на вентиле» и в значительной степени определять порядок поставок голубого топлива на Балканы.
Для Москвы заключение договора с Турцией на строительство дополнительной ветки «Голубого потока» не столь однозначно, однако является единственным выходом из сложившейся патовой ситуации. Конечно, ветка на Болгарию с последующим наращиванием поставок газа в Южную Европу бесконечно выгоднее турецкого проекта, тем более что на ее создание «Газпромом» уже было потрачено $4.66 млрд.
Кроме того, Турции придется предоставлять значительные скидки, о чем уже заявил на пресс-конференции В.В. Путин. Однако именно сейчас Запад нам дает понять, что принципы саморегулирующегося мирового рынка заканчиваются там, где начинаются политические противоречия.
Америка Европу «Газпрому» не отдаст. Болгария будет продолжать платить за газ чудовищные $500 на 1 тыс. кубометров, подвергаясь постоянной опасности замерзнуть вследствие безответственной политики Украины потому, что в Вашингтоне лучше знают, какие проекты являются для Софии приоритетными.
Совместное заявление В.В. Путина и Р.Т. Эрдогана является прямым продолжением газового соглашения с КНР и предполагает далеко идущие внешнеполитические последствия.
Фактически мы делаем серьезнейшую заявку на многовекторность нашей стратегии развития. Следует признаться: с начала перестройки и до присоединения Крыма наша политическая элита так или иначе приоритетным партнером считала Европу. Генеральная линия на интеграцию в западные структуры в последние годы переживала серьезный кризис, однако оставалась магистральной. Сейчас, когда на наших глазах Вашингтон как марионетками повелевает своими европейскими союзниками, заставляя отказываться от экономически выгодных проектов с Россией (как ранее с Ираном), статусы сотрудничества с Востоком и с Западом для нас должны быть как минимум уравнены.
Увы, надежды на цивилизационное единство с Европой не оправдались, и наши западные партнеры нам не ближе, но и не дальше, чем Китай, Индия, Иран и Турция. Кажется, далеко не вся российская политическая элита готова это воспринять, поэтому в самое ближайшее время, возможно, она примет данную точку зрения.
Европа как рынок для «Газпрома» откроется только после радикального изменения всей сложившейся после холодной войны системы международных отношений. В де-факто однополярном мире России предназначается роль «больного человека Европы», теряющего на каждом шагу в сторону интеграции с мировым сообществом влияние на постсоветском пространстве.
Мифы о свободе международной торговли, как оказалось, предназначены только странам, которых включили по тем или иным соображения в «цивилизованный клуб», для всех же остальных система предполагает гибкую систему санкций и демократических рецептов по свержению диктаторских режимов. Чтобы говорить с Западом на равных, следует в первую очередь надежно прикрыть тылы серией соглашений с Востоком, что и было достигнуто в ходе визита В.В. Путина в Анкару — визита, который наверняка войдет в учебники истории.
Автор — доцент факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета
