«За звучанием голоса должны стоять слезы, лишения и переживания»

3 января 2015 года в Михайловском театре пройдет премьера спектакля «Царь Борис» по первой редакции «Бориса Годунова» Мусоргского. Партитура будет озвучена историческими инструментами, чего с ранней версией «Бориса» еще никто никогда не делал. С исполнителем главной роли, народным артистом СССР Сергеем Лейферкусом встретился корреспондент «Известий».

— Вас знают как первоклассного исполнителя партии иезуита Рангони, но Бориса вы раньше не пели. Почему решились на дебют именно сейчас?

— Это связано прежде всего с моей внутренней перестройкой. Я вдруг почувствовал, что могу взяться за эту роль. Есть эталонные трактовки образа Бориса у Шаляпина, Пирогова, Рейзена, но я попытаюсь сыграть этого персонажа по-своему. В Михайловском театре прозвучит первая версия, в которой партия Бориса по тесситуре выше, чем в окончательной редакции, и это подходит для моего голоса. А накопленный жизненный опыт дает возможность углубиться в эту психологически сложную роль, в которой все должно быть прожито изнутри.

В моей жизни был случай, когда во время учебы в консерватории я включил в свой репертуар «Песни странствующего подмастерья» Густава Малера. Узнав об этом, мой педагог по камерному классу Сергей Николаевич Шапошников, который был еще и замечательным солистом МАЛЕГОТа, сказал: «Не стоит, Сережа, вам еще рано». На это я ответил: «Ну почему же, у меня ведь все получается!» — «Вокально да, но вы должны это выстрадать, что-то пережить и чего-то лишиться, тогда сможете петь эту вещь».

Я ему тогда не поверил, поехал с этим циклом на конкурс, получил вторую премию и гордый своим успехом пришел к педагогу. А он мне: «Вот именно, поэтому у вас вторая премия, а не первая». Этот эпизод стал для меня наукой, что нельзя уповать только на звучание, на то, как вокально выходит та или иная роль. Нужно, чтобы за звучанием стоял характер, стояли слезы, лишения и переживания.

— Наверное, наше время, не самое простое, тоже накладывает отпечаток на понимание такой исторической фигуры, как Борис Годунов?

— Борис Годунов — безумно сложный характер. Он был замечательным правителем России, хотя руководил страной не так уж долго. При нем Россия начала подниматься в экономическом плане, наступило время стабильности, но народ за ним не пошел. И только с приходом Лжедмитрия, а затем Шуйского люди поняли, чего лишились. С другой стороны, Борис переживает серьезную психологическую драму, он понимает, что захватил престол, а не получил его в наследство. Донести до зрителя все эти важные моменты чрезвычайно сложно.

— Волнуетесь перед дебютом?

— Обычно я нервничаю перед самим спектаклем, а тут начал нервничать, как только взялся учить эту партию. Роль очень глубокая и сложная, и подходить к ней надо, скрупулезно следуя всем пометкам автора. Но, наверное, все равно найдутся люди, которым будет недостаточно басовитости моего голоса.

— Но ведь и спектакль, который представляет дирижер Владимир Юровский, будет разрушать многие стереотипы восприятия этого сочинения. В массовом сознании сложился образ Бориса, следующий канонизированной постановке Большого театра 1948 года, в которой как раз участвовали и Пирогов, и Рейзен. Нынешний проект должен показать иного Мусоргского.

— Если бы публика сегодня услышала Федора Ивановича Шаляпина, то многие бы сказали: «Ну какой он бас? Он баритон!» То же самое говорили о Евгении Евгеньевиче Нестеренко, которого я считаю настоящим легким бассо кантанте, созданным для партии Бориса Годунова. В советской традиции действительно Бориса представляли могучие стенобитные басы, которые взялись за эту роль и довели ее до совершенства. Ну и помпезность, монументальность самой постановки Большого театра тоже внесли свою лепту в восприятие оперы.

Владимир Юровский предложит российской публике очень интересное и необычное звучание оркестра. Из Лондона специально приедут исполнители на исторических духовых инструментах. Думаю, это будут совершенно новые слуховые ощущения.

— Борис у Мусоргского и Борис у Пушкина — это в общем-то разные персонажи. Влияет ли пушкинский образ на вашу трактовку роли?

— Да, влияет. Мне кажется, у Пушкина психологический портрет играет основную роль. Ведь слово дает больше возможностей для нюансировки, нежели музыкальная фраза с текстом. Музыка диктует определенный настрой даже у Мусоргского, который стремился максимально приблизить мелодию к человеческой речи. Поэтому я считаю, что надо все-таки отталкиваться от первоисточника. Особенно в этой постановке, которая будет совсем не похожа на то, к чему мы привыкли в традиционном музыкальном театре. 

— Вместе с замечательным концертмейстером Семеном Скигиным вы в свое время записали все романсы и песни Мусоргского. Насколько опыт исполнения камерного Мусоргского помогает в постижении оперных образов?

— Я очень рад и горд, что сумел сделать эту запись. Каждая песня Мусоргского (слово «романс» ввиду его салонного значения, мне кажется, здесь неприменимо) — четко выверенный и сконструированный маленький спектакль. Иногда внимательное вслушивание в текст приводит даже к абсурдным ситуациям. Так, в Лондоне моему импресарио однажды позвонили представители еврейской общины и сказали, что подают в суд на певца Лейферкуса за то, что в романсе Мусоргского «На Днепре» он позволил себе оскорбить еврейскую нацию.

Я на это ответил, что если у них есть претензии, то пусть предъявляют их Тарасу Григорьевичу Шевченко, на чьи стихи написан романс. Внимательное отношение певца к тексту заставляет звучать мысли в произведениях Мусоргского так, что люди начинают обращать внимание на какие-то нюансы, которые в другой ситуации просто бы не заметили. Возвращаясь к Борису, еще раз хочу подчеркнуть, что его чувства обнажены — например, ярко выражена горечь по поводу того, что он столько сделал для народа, а народ его за это еще и проклинает.

— Причем эта горечь гораздо больше выражена в предварительной версии — во второй редакции Мусоргский сократил эти реплики Бориса.

— Совершенно верно. Люди, которые собираются посетить этот спектакль, должны прийти с совершенно «чистыми» ушами, чтобы уловить все, что заложено в музыке. Я считаю первую редакцию гениальной. Финальная картина этой версии — смерть Бориса, и это логическое завершение сюжета. Со смертью персонажа заканчивается определенная эпоха и наступает время смуты, чехарды у престола, который сначала захватывает Лжедмитрий, потом — Шуйский. Мне кажется, спектакль Михайловского театра очень важен для современной истории, для осмысления того, что происходит сейчас. 

— Современные оперные режиссеры часто превращают «Бориса Годунова» в политический памфлет.  

— В таких случаях я всегда советую режиссеру открыть клавир, если он, конечно, разбирается в музыке. Не сочинять свой собственный спектакль, а ставить то, что было задумано авторами, композитором и либреттистом, которые указывают в либретто абсолютно конкретное время. Конечно, мы можем проводить параллели, по-иному осмысливать какие-то вещи, перемещать их в своем сознании. Но, на мой взгляд, не нужно прямолинейно диктовать, как понимать ту или иную оперу. Задача режиссера — донести до умов зрителей заложенные композитором идеи так, чтобы зрители сами могли провести параллель с современностью. Не надо в сцене под Кромами вывозить хор на грузовиках, как это было в Зальцбурге.

— В нынешней оперной реальности ваша позиция выглядит очень консервативно.

— Я очень консервативный человек и считаю, что публика приходит слушать прекрасную музыку. Дайте ей возможность насладиться спектаклем. Я живу сейчас в Португалии, и вот что случилось там с оперой на моих глазах. Совет директоров знаменитого театра «Сан-Карлуш» в Лиссабоне пригласил в качестве управляющего немецкого директора. Этот человек пошел по пути упрощения театральной жизни и стал модерновые немецкие постановки переносить на португальскую сцену, приглашая дешевых немецких певцов. 

Посмотрев эти представления, публика просто перестала ходить в театр. Произошло сокращение числа спектаклей, и министерство в связи с этим урезало бюджет. То есть одно цепляется за другое.

— Каковы, с вашей точки зрения, примеры тактичных и умных постановок?

— Я работал с Андреем Тарковским, который, к сожалению, был уже очень болен, когда ставил в «Ковент-Гардене» «Бориса Годунова». Могу сказать о нем только самые лучшие слова. Его «Борис» при достаточно скромном сценическом оформлении действительно был событием. Каждая деталь в его спектакле работала на общую идею: и огромный колокол, и мальчик в белой длинной рубахе, который время от времени появлялся на заднем плане. Режиссерская работа должна быть именно такой.

— С постановщиками «Царя Бориса» в Михайловском театре вам доводилось прежде работать?

— С режиссером Виталием Фиалковским мы знакомы очень давно. Последнее, что мы делали с ним, — это «Мастер и Маргарита» Слонимского здесь же, в Михайловском. К сожалению, было только два показа, а я бы очень хотел, чтобы этот спектакль продолжал идти. Но встает вопрос времени. Володя Юровский, стоявший тогда за пультом, не умеет просто приехать, провести репетицию и уехать. Он должен быть в курсе всех деталей.

Я помню, как мы с ним делали в Глайндборне «Лисичку-плутовку» Яначека. Он приехал за полтора месяца до премьеры и сидел на каждой сценической репетиции. И спектакль получился, потому что присутствие дирижера и его совместная работа с режиссером имеют огромное значение. Певцы в этом случае получают информацию и от режиссера, и от дирижера, каждый из которых видит спектакль в своем ритме и в своих нюансах. С нетерпением жду начала января и надеюсь, что у нас все получится.