Какой-то год назад Украина была другая, и если кто-то предположил бы, что с ней случится война, сошел бы за безрассудного. Была единая страна, суверенная, независимая, гордая. Была стабильная экономика, устойчивая валюта. Был чемпионат Европы по футболу. Была свобода слова. Был Крым, наконец…
И не было войны.
Сегодня же нельзя говорить ни о стабильности, ни о единости. И можно спорить о суверенитете.
Романтика «революции» на майдане сменилась переворотом, а потом и гражданской войной. «Монарха Виктора Второго», к счастью, не расстреляли вместе с семьей где-нибудь в подвалах Межигорья. Но это — лишь одно из немногих отличий от революционной классики. В остальном — как по кальке. И можно сколь угодно долго спорить о терминах: революция или переворот — какая разница, если над майданом сегодня звучит реквием Моцарта?
«Ни у одного мерзавца не повернется язык сказать, что эти ребята погибли за Обаму или за бандеровцев-фашистов: они погибли за свою Родину, потому что мечтали увидеть ее свободной и счастливой» — это Андрей Макаревич по поводу «Небесной сотни». Хочется верить, что он не лукавит, а всего лишь заблуждается так неуклюже.
Согласен, вопрос, была ли Украина счастливой, вполне уместен, но свободы ей было точно не занимать.
И ведь с этого всегда и начинается. С наивных заблуждений. Или лукавых подмен. Сначала тебя назовут рабом, ватником, неудачником и несчастливцем; потом станут жалеть, утверждая, что тебя нужно срочно спасать. Ты, хоть и служишь в успешной компании, играешь на гитаре и бирже, содержишь семью и любовницу, читаешь Трумэна Капоте в подлиннике, но не смекаешь, в чем уловка: «Слушайте, я не раб!» А над тобой посмеиваются: «Нет, ты — раб, просто ты еще не до конца осознал это!»
Затем тебе предложат вместе побороться «за нашу и вашу» свободу. Дескать, свобода — штука недешевая. За нее надо драться. И может даже умереть. За свободу, которая у тебя и так есть! И когда ты слышишь, как какой-нибудь Мустафа Найем, казавшийся честным журналистом и, главное, порядочным, бросает клич: «Все на майдан!», ноги уже сами несут тебя на главную площадь. Умирать за свободу, которой тебя никто не лишал. И уже в толпе, возле революционных костров, песен и эмоций, ты невольно подхватываешь вслед за Таней Гаврилюк: «Ах, лента за лентою набої подавай! Вкраїнський повстанче, в бою не відступай!»
Не понимая при этом, в каком таком бою ты не должен отступать...
Журналист Мустафа Найем не стал «вкраїнським повстанчем». Не повезло, наверное. Мустафа Найем не горел в танке под Горловкой. «Він не пав ранений навзнак» в дебальцевском котле. «Він» заседает в Верховной раде: ну никак не смогут украинцы принимать без него законы. А тебе и таким, как ты, вчера еще вполне себе счастливым, успешным и свободным, выпадет честь спеть эту песню до конца уже на поле огненной брани. Вместе с деревенскими пацанами, не такими счастливыми, как ты, может быть, но, бесспорно, тоже свободными; простыми, нецелованными юнцами, которые не то что на «революционном» майдане, но и в Киеве-то, в столице, никогда в жизни не были…
Всем хочется честной власти. Мудрой, справедливой, ответственной. Но скажите, где, в каких городах или странах водится такая — я переселюсь туда сейчас же и навеки. Вряд ли есть такая. Разве что в сказке — на маленькой планетке под названием «Астероид В-612». Да и то потому, что на ней живет/скучает всего один лишь человек. Увы нам, там, где есть два человека, несправедливость будет всегда.
Люди разные. И если бы мы делились лишь на тех, кто видит шляпу на детском рисунке, и на тех, кто — слона в удаве, или на тех, кто читал «Братьев Карамазовым» и на тех, кто не читал, куда бы еще ни шло. Люди делятся на тех, на кого делились сто, двести и тысячу лет назад. На насильников, убийц, мародеров, не знающих морали и жалости, на циников, фарисеев, не ведающих меры и чести, на завистников, татей, ревнителей, желающих дома ближнего и жены дальнего и пр. И никогда не будет меж ними согласия. И всегда будут войны. За те же самые интересы, а по сути инстинкты, что были сто, двести и тысячи лет до нас. Но так как войны запрещены всякими версальско-хельсинскими конвенциями, завсегда найдутся варианты, чем их заменить.
Так и случаются революции. Так и появляются майданы, тахриры, болотные площади… С романтическими песнями и справедливыми лозунгами. Беда, однако, в том, что вслед за романтическими песнями всегда звучит «Лакримоза»…
