Российские СМИ практически не уделяют внимания внутриполитическому кризису в Севастополе. Не уделяют хотя бы потому, что российские регионы за долгие годы подчинения жесткой вертикали отвыкли от внутренних конфликтов — всё так или иначе решается Москвой, а местные участники противостояний стараются интриговать как можно тише, под ковром.
В Севастополе традиции иные. Это очень гордый город, который начал свое возвращение в Россию с акций громкой публичной политики, фактически — встречной революции, отменившей в Городе Русской Славы результаты украинского майдана. В годы украинской оккупации севастопольцы последовательно добивались права на самоуправление, протестуя против глав администраций, назначавшихся из Киева. В конечном счете еще древний Херсонес был демократически управляемым полисом, и «гений места» диктует севастопольцам волю принимать участие в управлении своим городом.
Именно эта длительная борьба позволила городу так быстро мобилизоваться в ходе Русской Весны.
Сегодня, вернувшись в родную гавань, город столкнулся с трудностями. То, что Россия — это благо, даже не обсуждается. Это абсолютная аксиома севастопольского бытия. Но логика регионального управления, принятая у российских элит, показалась здесь совершенно чужой и слишком похожей на киевскую. Модель управления, строящаяся на сочетании жесткого централизма и оказавшихся на воеводстве медведей, которые, пока им доверяют в Кремле, могут творить что хотят, — всё это слишком контрастировало с долгой борьбой Севастополя за право быть самоуправляемой общиной.
Это столкновение двух моделей вылилось в ставший уже очевидным конфликт между губернатором Сергеем Меняйло и депутатами Законодательного собрания, которое возглавляет Алексей Чалый.
Герой Русской Весны, несомненно, сделал полтора года назад политическую ошибку, отказавшись от губернаторского поста, тем самым посеяв семена сегодняшнего противостояния, но он остается лидером и символом стремления севастопольцов к самоуправлению. Не к «самостийности», а к самоуправлению в качестве русского города в составе России.
Обвинять Сергея Меняйло в административном самодурстве, как у нас иногда ведется в прессе и блогах, совершенно ошибочно. Он представляет определенную модель развития и определенную идею Севастополя — модель города как военно-морской базы, как структуры, работающей прежде всего на Министерство обороны. В своей монументальной законченности и суровости эта идея города, живущего по флотскому уставу, пожалуй, величественна.
Но к идеальному, как то бывает в военном деле, примешивается то, что Клаузевиц называл «трением». В данном случае фактором трения стала всеобъемлющая коррупция, пронизавшая Севастополь за украинскую эпоху. Трудно найти кадры, которые не были бы вовлечены в мафиозные схемы прошлой эпохи. Главным предметом спекуляций украинских мафий, которые не интересовались ни военным, ни промышленным, ни культурным потенциалом города, была земля — земля под южным солнцем у самого синего моря, возможности застройки, землеотвода под дачи и т.д.
Если мы думаем, что в «рублевской» России в самых разных ведомствах и элитах мало тех, кто хотел бы продолжить эти традиции расхищения земли, то сильно заблуждаемся. К сожалению, растаскивание севастопольской земли — которой не так уж и много — продолжается и в России. Борьба с варварской застройкой ограничилась демонстративным взрывом одного дома. Но уже судьба уродливой стекляшки на видовом мысе Хрустальном так и осталась неопределенной.
Как видим, в реальности с реализацией модели сурового и благодетельного губернаторства по высочайшему соизволению севастопольские власти не слишком преуспели. И дело перешло в плоскость медийной войны, в которой стороны уже обвиняют друг друга неизвестно в чем, уличных выступлений и протестов, которые власть пытается заглушить, устраивая на площади концерт «Ласкового мая».
К сожалению, ситуация еще подогревается политтехнологами из Москвы, не очень понимающими местный культурный код. Для них любое собрание граждан в количестве более двух — уже «Болотная», любой политик, к нему призывающий, — «Навальный», любые политические требования — «майдан». И вот эта параноидальная истерия транслируется в городе, который годами, десятилетиями привык выступать и собираться на площадях, выставлять свои требования и отстаивать свои права. Когда со стороны черных технологов начинают звучать намеки, что кто-то может хотеть назад в Украину, это выходит попросту оскорбительно и очков губернатору, которого пытаются такими технологиями поддержать, это не прибавляет.
Московские техники, работающие в пятнадцитимиллионном гигаполисе, где никому ни до чего нет дела, могут привести в городе, где все всех знают и который живет как одна община, к прямо противоположным результатам. Прежде чем намекать любым критикам чиновников на «Тяньаньмэнь», неплохо бы поинтересоваться событиями в Севастополе 5 июля 2008 года, когда горожане оказали сопротивление провокации «оранжевых» властей. И просто подумать головой, какой подарок можно преподнести украинской пропаганде агрессией в отношении вполне лояльной оппозиции.
О том же следует подумать и организаторам митинга, анонсированного на 12 августа. В том, что украинская пресса подаст это в ключе «даже Севастополь взбунтовался против России», сомневаться не приходится. А возникновение малейших инцидентов и вовсе будет преподнесено как мятеж.
Обеим сторонам этого конфликта следует взяться за ум.
Ну а в наибольшей степени за ум следует взяться Москве. Последние годы наша внутренняя политика перешла к идее установления консенсуса вокруг общих ценностей и сплочения вокруг общего врага. Та атмосфера натравливания лояльных политических сил друг на друга, которая в итоге вылилась в Болотную, разрядилась. Если мы едины вокруг фундаментальных ценностей, среди которых одна из основных аксиома, что Севастополь это Россия, в остальном можно находить компромиссы, почву для диалога, начинать согласительные процедуры. Собственно Москве здесь нужно проявить мягкую силу и не карать или запугивать, но принудить стороны к компромиссу, посбивав спесь со всех, кому она застит глаза.
Выпихивание во «враги» тех, кто защищает облик и экологию родного города, — глупость. Радикализация в ответ на это выпихивание — не меньшая глупость. Еще одна глупость — надеяться на то, что Кремль каждый раз будет как «бог из машины» решать местные конфликты. Случай с Херсонесом, превращенным в федеральный музей, был уникальным, поскольку значение памятника и в самом деле требовало решений на высшем уровне. Но в целом модель политического баланса Севастополю придется искать самому. Причем срочно, поскольку за прошедший год конфликт уже привел к некоторой стагнации Севастополя по сравнению с Крымом.
Город, имеющий громадный потенциал развития, явно буксует.
Главное, что здесь необходимо, — это выработка в публичном обсуждении, с глубоким и всесторонним подходом самого смысла бытия Севастополя в составе России, определение баланса между военной базой, историческим и культурным центром, индустриальным городом, южным пляжем, наполненным туристами и окруженным дачами. Только выстроив баланс между этими компонентами и поняв, что можно, а чего нельзя на каждом из этих направлений, мы получим возможности динамичного развития прекрасного города, уклонимся и от превращения Севастополя в генерал-адмиральский феодальный домен с жителями в качестве крепостных или в вечный город-митинг, который обсуждает проблемы, но не решает их из-за неразрешимости противоречий.
