Уничтожение посредством бульдозера незаконно — в обход квот, в обход таможенных запретов, в обход санитарных норм etc. — поступившей на рынок продукции довольно давно уже является делом обычным и в общем и целом приемлемым. Вероятно, временной рубеж здесь — исчезновение из жизни стран, практикующих бульдозерную регулировку, таких заболеваний, как дистрофия и пеллагра.
В годы Великой депрессии в США, когда заболеваемость пеллагрой в нижних слоях общества была серьезной проблемой, сжигание зерна в паровозных топках и выливание молока в море вызывало сильные нарекания, ибо социальный фон для такого выправления рыночных балансов был совсем неподходящий. По мере того как государства богатели и минимум калорий всем своим подданным стали обеспечивать, бульдозерные мероприятия стали вызывать меньше негодования. Ведь если есть запреты, то должны быть и методы реализации таких запретов в случае их нарушения. Кроме погребения в недрах земли или в пучине моря ничего лучшего до сих пор не придумано.
Поэтому и в РФ до 2015 года, и в других странах практиковалось уничтожение контрафакта, а равно и просто некондиционной продукции с просроченной датой реализации. Всякий большой магазин или заведение общепита ежевечерне вынужден отправлять просроченную продукцию на погребение. Уничтожалась красная и черная икра, осетровые и лососевые деликатесы, крабовое мясо — не говоря о менее изысканных яствах, — но призывов прекратить варварство и направить икру в детские дома не звучало.
Нынче же, хотя объем погребаемой пищи крайне мал и относительно общего объема рынка ничтожен, — как прорвало.
И мы наблюдаем въяве призывы прогрессивной общественности защитить духовные скрепы и не дать уничтожить пармезан — притом что именно итальянского Parmeggiano Reggiano никто и не уничтожал. Всё совершенно как в купринском «Гамбринусе»: «Это был некто Мотька Гундосый, рыжий, с перебитым носом, гнусавый человек… крещеный еврей. Гундосый, белый от злобы, обернулся к товарищам. «Братцы! — говорил он дрожащим, плачущим голосом. — Братцы, доколе мы будем терпеть надругания жидов над престолом и святой церковью?..» Подставьте «надругания жидочекистов над отеческой верой» — и получите «Эхо дождя».
Такое превращение Савла в Павла носит даже международный характер. Министр сельского хозяйства Речи Посполитой М. Савицкий воззвал к В.В. Путину: «Россияне нуждаются сейчас в этих продуктах (вероятно, в первую очередь в польских яблоках и свинине. — М. С.), а в нашей славянской традиции уничтожение пищи, уничтожение хлеба считается тяжелым грехом… Господин президент Путин, не уничтожайте продукты. Позвольте своим землякам их покупать и пользоваться теми хорошими предложениями, которые дает Польша и Евросоюз, открытый к сотрудничеству с российским обществом».
Здесь тоже ряд интересных вопросов: а) что сама Польша делает с контрафактом? б) забвение поляков, замученных ОУН в 1943 году на Волыни, считается в нашей славянской традиции тяжким грехом или не считается? в) уничтожение памятников красноармейцам, погибшим в 1944–1945 годах за освобождение Польши от Третьего рейха, считается грехом или не считается? г) следует ли понимать под «теми хорошими предложениями, которые дает Польша и Евросоюз, открытый к сотрудничеству с российским обществом» санкции, принятые ЕС против РФ, и если да, то в чем их хорошесть для России? д) на чем вообще основана уверенность в том, что приобретение польских яблок является моральным долгом России?
Что возгласы «Эха дождя», что обращения министра Речи Посполитой относятся к речам столь несообразным, что ответ на них может быть единственным — «Не тебе бы говорить, не мне бы слушать».
Всё это при том, что, вообще говоря, бульдозерная практика — хоть в РФ, хоть в США, хоть в ЕС, хоть в Израиле — небесспорна. В некотором высшем отношении уничтожение труда рук человеческих есть зло, которого по возможности надлежит избегать. Если господа контрабандисты согласятся в том с властями РФ и откажутся первыми от попыток продолбить таможенную границу, от традиционной практики «Когда дежурному объездному пикету или таможенному чиновнику предлагали за то, чтобы они согласились одну ночь спокойно проспать, сумму, равную их жалованью за 5 лет, или когда жандарму за то, чтобы он погулял в течение трех часов подальше от данного прибрежного места, предлагали тонкого сукна на 500 франков золотом и сахарного песка на другие 500 франков, то соблазн оказывался слишком велик», то нет сомнения, что их благородный почин найдет достойный ответ у властей РФ и роковые бульдозеры будут заглушены.
Пока же господа контрабандисты упорствуют в своем желании преодолеть границу, возможно, необязательно устраивать великолепные автодафе в стиле великого императора: «Наполеон приказал публично сжигать все конфискованные товары. Толпы народа угрюмо и молчаливо, по свидетельству очевидцев, глядели на высокие горы ситцев, тонких сукон, кашемировых материй, бочек сахара, кофе, какао, цибиков чая, кип хлопка и хлопковой пряжи, ящиков индиго, перца, корицы, которые обливались и обкладывались горючим веществом и публично сжигались. «Цезарь безумствует», — писали английские газеты под впечатлением слухов об этих зрелищах». Ведь главное — это то, что «только физическое уничтожение всех этих привозных сокровищ может сделать контрабанду в самом деле убыточным предприятием», а требование публичности обязательным не является. Те, до кого это прямо касается, и так поймут — по пустоте своего кармана, а прочим показывать это нет нужды — что не видно глазу, то не омрачает желудка.
Опять же континентальная блокада двухвековой давности дала по крайней мере один пример удачного импортозамещения. Сахароварни, где изготовлялся сахар из свеклы, появились именно вследствие недоступности колониального тростникового сахара. Император распорядился выделить сахарным фабрикантам субсидии, на 4 года освободить их от налогов — и дело пошло. Интересно, что реакция европейских креаклов была точь-в-точь, как сегодняшняя. Нынче сетуют, что нас лишили хамона и пармезана, предлагая взамен всяческую дрянь, два века назад советовали узурпатору самому пить кофе с кормом для скота вместо сахара и предрекали, что вскоре он заставит их питаться сеном вместо хлеба. А потом вроде как и ничего — к скотьему корму совершенно привыкли.
Авось и у нас что-нибудь столь же удачно импортозаместят.
