«Демократия нигде не возможна, а уж тем более в театре»

В сентябре известный дирижер Дмитрий Юровский стал музыкальным руководителем Новосибирского театра оперы и балета. В интервью «Известиям» маэстро рассказал о том, почему он предпочел работу в Новосибирском театре Фламандскому театру в Антверпене.

— Каковы ваши первые шаги на новой должности?

— При начале работы в любом театре самое важное — познакомиться с его историей: планировать завтрашний день, не зная вчерашний день и сегодняшний, очень трудно. Для меня очень важной эмоциональной связкой является то, что первым музыкальным руководителем театра при становлении труппы в 1944 году, еще во времена Второй мировой войны, был педагог моего отца Лео Гинзбург, замечательный дирижер немецкого происхождения.

Сейчас я знакомлюсь с солистами — и лично, и слушаю их голоса, с оркестром и хором были проведены встречи. Также меня интересует не только то, что происходит в самом театре Новосибирска, но и в музыкальных учебных заведениях города. Я убежден, что необходима какая-то специальная образовательная программа, чтобы обеспечить в будущем достойную смену поколений в театре. Театр такого масштаба, как Новосибирский, должен заботиться об этом.

— Можете сказать, что у вас уже сложилось взаимопонимание с коллективом?

— Первое впечатление от встречи с коллективом было очень положительным. Когда входишь в любой театр, чувствуешь определенную энергетику. И от общения с людьми из администрации театра, с некоторыми артистами, музыкантами из оркестра у меня возникло какое-то очень теплое ощущение, чувство, что я не в первый раз там нахожусь, а возвратился в место, которое мне давно знакомо.

Мне кажется, что в последнее время, к сожалению, слишком много времени и энергии было потрачено на скандал, связанный с «Тангейзером». Сейчас всем очень важно почувствовать, что вчерашний день уже прошел и пора начинать смотреть вперед. Театр такого масштаба и такого уровня должен функционировать как музыкальный театр, а не как место для выяснения каких-то политических или других отношений. Очень важно вообще не забывать, для чего существует оперный театр. И я приложу все усилия, чтобы к этому театру прежде всего относились именно как к театру.

— Вы неоднократно подчеркивали в интервью, что для вас крайне важна работа с оперными певцами. Планируете в Новосибирске уделять им особое внимание?

— Как в Новосибирске, так и в любой другой точке планеты, когда речь идет об опере, прежде всего речь идет о певцах. У них, на мой взгляд, самая трудная и ответственная профессия, потому что у них инструмент внутри. Любые эмоции, я уже не говорю про состояние здоровья, сказываются на голосе. Я убежден, что дирижерам оперой нужно заниматься только тогда, когда без этого не можешь, когда у тебя к певцам очень трепетное и любовное отношение. У меня оно сложилось с самого детства. Я помню, как приходили тогда еще совсем молодые, а на сегодняшний день именитые певцы к моему отцу, дирижеру Михаилу Юровскому, и занимались с ним фактически каждый день. И я помню, как высоко оценивалась работа дирижера и певца. Когда есть этот тандем, тогда можно заниматься оперой.

— Но балетами вы ведь тоже будете дирижировать?

— Конечно. Когда я рос, отец работал в Театре Станиславского и Немировича-Данченко, дирижировал много и балетами, и оперой. Поэтому балет я тоже очень люблю. Но, подходя к этому с профессиональной честностью, я должен сказать, что если певцов, людей, которые своим голосом воспроизводят звуки, я понимаю и чувствую очень хорошо, то балет — это особое искусство. Пока я не могу сказать, что на одном уровне нахожусь как в балете, так и в опере. Это совершенно другой вид искусства, к нему надо так же серьезно подходить, как и к опере. Мне еще нужно время, чтобы научиться так же детально работать с хореографами, с артистами балета, как с оперными певцами.

— Вы покинете пост главного дирижера оркестра «Русская филармония»?

— Оркестр «Русская филармония» я покидать не собираюсь. Но я точно не буду продлевать контракт в театре во Фламандской опере в Антверпене, который заканчивается в июле 2016 года. Я буду продолжать работать над гостевыми постановками в зарубежных театрах.

— Как много у вас гостевых контрактов?

— С одной стороны, их много. С другой — я не хочу превратиться в фабрику, хочу выпускать штучный товар. Поэтому у меня не будет ситуации, при которой мне придется делать 12–13 постановок в сезон. Это физически невозможно. Ездить я, конечно, буду. Но для меня очень важна работа именно в России. Она связана не только с чувством патриотизма к той стране, в которой я родился и где мои корни. Просто я действительно считаю, что в России на сегодняшний день делать ту работу, которой занимаюсь я, можно на более высоком уровне, чем во многих западных театрах. Здесь в чем-то даже больше возможностей, чем на Западе, где многое стало превращаться в фабрику, хотя и работающую на высоком уровне.

— В каких зарубежных театрах будете работать?

— В Антверпене я перейду на гостевой контракт. Совсем покинуть этот театр я не готов, я там почти 7 лет провел, это достаточно сильный эмоциональный момент. В ближайшие два сезона буду выступать в Парижской, Женевской операх, в Италии — в Генуе, Венеции, Риме. Я придерживаюсь того мнения, что в году 365 дней, в каждом дне — 24 часа, и если всё хорошо и правильно спланировать, можно многое успеть.

— Вы как-то сказали, что «ни в театре, ни в оркестре невозможна демократия». По-прежнему так считаете?

— Мне кажется, демократия вообще нигде не возможна. Это мое мнение как человека, выросшего в так называемом демократическом европейском обществе. Я не вижу как-то эту демократию, по-моему, это миф. А уж в условиях театра — тем более. Но когда я говорю, что не должно быть демократии, это не значит, что будет самодурство и диктатура, постоянная демонстрация своей власти. Всё это не имеет отношения к нашей работе, в которой на самом деле всё очень просто выстраивается. Кто-то должен стоять у руля, должен быть капитан корабля. В опере, музыке всё построено на комбинации из дисциплины и эмоций, которые играют очень важную роль. Для меня всегда было важно уважительно ко всем относиться и не создавать ощущения, что кто-то находится уровнем выше или ниже. Этого вообще не должно быть. Если дирижеру приходится кому-то доказывать свой авторитет, значит, у него нет авторитета.

— Какую оперу мечтаете поставить в Новосибирске?

— У меня много мыслей на этот счет. Но на этот вопрос я смогу ответить, когда начну непосредственно работать в театре. Я еще даже акустику, которую все хвалят, под руками не чувствовал. Масштабы сцены чисто физически очень убедительны. Но мне надо посмотреть, что действительно на ней возможно. Сцен такого масштаба, как в Новосибирске, вообще не так много в мире. Мне на таких сценах работать приходилось, но не так часто, чтобы говорить, что я их хорошо знаю.

— Долго раздумывали над предложением стать главным дирижером Новосибирского театра и что сыграло главную роль в принятии решения?

— Это серьезное решение, не раздумывать было бы безответственно с мой стороны. Я впервые побывал в Новосибирске весной 2015 года, на фестивале Вадима Репина. Мне очень понравился этот город, в том числе своим гостеприимством. Очень убедительно и масштабно выглядит театр сам по себе. Когда Владимир Кехман мне представил свое видение театра, мне показалось это интересным. Мне во многих театрах приходилось бывать как гостю. Не так часто у меня возникало ощущение сочетания продуктивной атмосферы и человеческого уюта, тепла, которое нам всем необходимо и для жизни, и для работы. Наверное, решающую роль сыграло то, что у меня возник эмоциональный интерес к Новосибирску театру. А мне пока в жизни на свою эмоциональную интуицию жаловаться не приходилось.