«Я не готов Вас принять»

В бытность М.С. Горбачева генсеком и борцом за трезвость мой дедушка поддался исполненным глубокого экономического расчета бабушкиным увещеваниям и дал «добро» на самогоноварение. В момент, когда на кухне совершалось таинство ректификации, раздался звонок в дверь. Дедушка пошел открывать. На пороге стояла работница Мосгаза, желавшая проверить газовое хозяйство. Отнюдь не желавший посвящения Мосгаза в самогонные таинства, дедушка вдруг вспомнил изысканный оборот: «Я не готов Вас принять». Очевидно, сказалась многолетняя служба в МИД СССР — мастерство не пропьешь.

История про галантное самогоноварение повторилась в Вашингтоне. На инвестиционном форуме «Россия зовет!» В.В. Путин публично огласил свое желание направить в американскую столицу высокопоставленных военных советников: «Полагал бы, что это действительно могла бы быть серьезная представительная делегация со стороны России во главе с председателем правительства РФ Д.А. Медведевым. В нее могли бы войти и военные на уровне, скажем, заместителя начальника Генерального штаба, специальных служб».

Но не прошло и суток, как воспоследовал отказ как длинный шест. С.В. Лавров сообщил: «Нам было отвечено, что делегацию направлять в Москву у них не получается и принять делегацию в Вашингтоне не получается тоже». То есть типическое «Я не готов Вас принять». Министр посетовал: «Это обидно, потому что важно, чтобы наши военные, которые работают в небе над Сирией, как и американские военные летчики, понимали, кто что делает, у кого какой маневр, и чтобы не было каких-то несчастных случаев».

Причем обидно не только потому, что не удается достичь суворовского идеала, когда всяк воин свой маневр понимает. Обидно и вышним генералам, которым из Вашингтона отвечают: «Кто вы такие? Я вас не знаю». Обидно и Д.А. Медведеву, которого еще 6 лет назад Б. Обама всячески обхаживал и кормил гамбургерами и вот: забыл и «знать не хочет».

Ответ Вашингтона с точки зрения протокола чрезвычайно груб, но и речь В.В. Путина на инвестиционном форуме тоже погрешала против дипломатической вежливости. «Теперь нам говорят: «Нет, а) мы не готовы с вами сотрудничать, б) вы наносите удары не по тем целям». Мы сказали на военном уровне, обратились и попросили: «Дайте нам те цели, которые вы считаете 100-процентно террористическими». «Нет, мы к этому не готовы», — был ответ. Тогда мы подумали и задали еще один вопрос: «Тогда скажите нам, куда не надо бить?» — тоже никакого ответа. А что делать-то? Это не шутка, я ничего не придумал, это так и есть. Недавно совсем предложили американцам: «Дайте нам объекты, по которым не надо бить». Нет тоже никакого ответа. А как же работать-то совместно? У вас есть ответ? И у меня пока нет. Мне кажется, что у некоторых наших партнеров просто каша в голове и нет ясного понимания, что происходит реально на территории и каких целей они хотят добиться». Публично сообщить, что у некоторых наших партнеров (имя рек легко угадывается) «просто каша в голове» значит дополнительно их озлобить.

Между тем они и так пребывают в состоянии «гроги» — состоянии голодных духов. Свидетельством чему воскресное интервью Обамы американскому телевидению, где он был зол как черт.

Причину понять нетрудно. Десятилетиями США пользовались монопольной привилегией почитай что в любой точке земного шара: «По деревне мы идем, // Все мы председатели, // Ни к кому не пристаем, // Пошли к такой-то матери!». Полагали они, что и на Сирию эта привилегия, несомненно, распространяется. Вместо этого в Сирию прилетают русские и говорят: «Мы здесь по полному международному праву, у нас и мандат есть, а вот что вы здесь делаете, еще надо прояснить. Впрочем, мы добродушны и вас тоже к какому-нибудь полезному делу приспособим». При слушании таких речей от злости может и кондрашка хватить.

По замечанию нашего всего, «Приятно дерзкой эпиграммой // Взбесить оплошного врага; // Приятно зреть, как он, упрямо // Склонив бодливые рога, // Невольно в зеркало глядится // И узнавать себя стыдится; // Приятней, если он, друзья, // Завоет сдуру: это я!». А в дипломатии порой еще и полезно. Чтобы показать оплошному врагу, что здесь вам не тут и что выдача окончена, а также чтобы посеять сомнение у представителей третьей стороны (страны) — имеет ли смысл и далее хранить беззаветную верность вот этому обладателю бодливых рогов?

И приятно, и порой полезно, но при этом не следует забывать, что, возможно, враг хотя и оплошен, но при этом, однако ж, довольно силен и с ним еще предстоит как-то договариваться. Что предполагает несколько иные, более почтительные риторические средства.

Осенью 1812 года, когда французы уже оставили Москву, некий офицер в присутствии Кутузова потроллил Бонапарта. Кутузов резко осадил офицера: «Молодой человек, кто позволил тебе так отзываться о величайшем полководце?»

Обама совершенно не Наполеон, автор этих строк совершенно не Кутузов, но некоторые наши партнеры еще очень сильны, и мы только в самом начале пути.