«Осознание неизбежности смерти дает нереальную свободу действий»

В российском прокате — «Новейший завет» бельгийского режиссера Жако ван Дормеля, остроумная и ироничная комедия про Бога (Бенуа Пульворд), который на самом деле существует и живет в Брюсселе. У него скверный характер и специфическое чувство юмора. Есть бессловесная жена-домохозяйка и дочка-идеалистка, которая вслед за братом JC решается на бунт против отца. Она отправляет всем жителям планеты сообщения с датой о смерти, а потом отправляется в большой мир, чтобы собрать истории еще шести апостолов. Несмотря на богоборческий синопсис, «Новейший завет» — это прежде всего хоть и едкая, но довольно оптимистичная зарисовка о быте и нравах современных людей, которые привыкли откладывать жизнь на потом.

Дормель получил культовый статус (в России в том числе) благодаря своей фантастической эпопее «Господин Никто» с Джаредом Лето — о том, что случайностей нет, а любой выбор, какой бы человек ни сделал, — правильный. Дорогостоящий авторский блокбастер был вызывающе красив и имел вопиюще сложный сюжет — сценарий писался по принципу ассоциаций, по мотивам карточек, на которые режиссер годами записывал удачные идеи. «Новейший завет» выглядит скромнее, проще, но на самом деле амбиций здесь не меньше. Корреспондент «Известий» узнал у Жако ван Дормеля, почему тот поселил Бога в Брюсселе.

— Сценарий вы писали, также работая с карточками?

— Да, но в меньшей степени — здесь сюжет более линейный. А еще у меня здесь есть сосценарист Томас Гюнциг. Как-то мы сидели в саду и рассказывали друг другу что-то, пытаясь рассмешить. Кто-то из нас, уже не помню кто именно, предложил: «Представь, что Бог есть и живет в Брюсселе». Я сам живу в этом городе, поэтому мне показалось забавным. Вторая мысль, которая к нам пришла, — что у Бога могла бы быть дочь, и если про сына знают все, то про нее не знает никто. Так, постепенно созрел весь замысел — отец-тиран, беспрекословная жена, дочь, которая решается на бунт. Здесь нет какой-то большой революции — это довольно типичная семья, к сожалению. Таких много и в Брюсселе, да и по всему миру. По мере работы религия отошла на второй план, уступив место совершенно другой проблематике.

— У вас не было страха, особенно после трагедии с журналом Charlie Hebdo, что кто-то не поймет юмора, слишком серьезно воспримет фильм?

— В «Новейшем завете» нет ничего антирелигиозного. Если он против чего-то и протестует, так это против страха смерти, слепого подчинения, постоянной прокрастинации. Против притеснения женщин (смеется). Когда мы с Томасом писали сценарий, нам этот момент хотелось исправить — все религиозные книги писали мужчины и о мужчинах, там почти нет женщин, точнее, есть, но у них нет своего голоса, что вопиющая несправедливость. В нашей истории всё не так.

Честно признаюсь, сам я в Бога не верю. Хотя и учился в католической школе и прекрасно знаю священные тексты. Но я меньше всего хотел бы задеть верующих людей, я им искренне завидую. Я вообще хотел бы быть на их месте. Если посмотреть фильм, станет очевидно, что он скорее не против чего-то, а исключительно за — за любовь, за мирную жизнь друг с другом... Там есть полный набор философии хиппи (смеется).

— Если бы вы, как и герои фильма, получили однажды SMS с датой смерти, как бы изменилась ваша жизнь?

— Я очень надеюсь, что никогда его не получу (смеется). Как и все, я очень боюсь смерти, сама мысль о ней меня угнетает, как и всех живущих. Поэтому мы о ней стараемся не думать, делаем вид, что ее нет, пока не становится поздно. Однако осознание смертности может в корне изменить нашу жизнь. Осознание близости и неизбежности конца дает нереальную свободу. Каждый из шести героев-апостолов (а мы выбрали на редкость оригинальных неудачников), получив сообщение, кардинально меняет свою жизнь — решается сделать то, о чем так долго мечтал, но не хватало мужества, времени, сил. Мне кажется, в этом и есть счастье — жить сегодняшним днем, не откладывая на завтра.

— Как удалось заманить Катрин Денев в фильм?

— Довольно быстро. Я отправил ей сценарий, она прочитала и согласилась. Она удивительная женщина — поразительно красивая, бесстрашная, словом, великая актриса. Первое, что мы снимали с ней, — это была постельная сцена. Такие сцены вообще большое испытание для режиссера — как сделать так, чтобы участникам не было дискомфортно. И я предложил Денев сняться одетой, на что она мне ответила: «Жако! Я не занимаюсь любовью в бюстгальтере» (смеется).

— А с актером на роль Бога не было проблем?

— Я как-то сразу решил, что Бога должен сыграть Бенуа Пульворд, мой старый знакомый. Помимо того что он прекрасный человек, он еще и великолепный антагонист. А как говорил Хичкок, «хороший фильм начинается с удачного злодея».

— Если Библия — это главная книга для верующих, кажется, ваш фильм тоже стремится стать главным фильмом. По количеству поднимаемых проблем и по количеству киноцитат...

— Да? Я точно знаю только одну цитату (смеется).

— Дочка Бога, которая взглядом передвигает стаканы?

— Да, совершенно верно — отсылка к «Сталкеру» Тарковского, одного из главных режиссеров для меня. До сих пор не могу понять, как его фильмы работают, откуда в них столько скрытой эмоциональности — я плачу каждый раз, когда смотрю. Помню, как первый раз увидел «Зеркало». Это было давно, мне было 23 года. И он меня совершенно вывернул наизнанку. С тех пор я смотрел его 12 раз и готов смотреть снова и снова. В «Господине Никто», кстати, тоже была отсылка, но к «Зеркалу».

— А еще у вас в фильме есть кусок из «Александра Невского» Сергея Эйзенштейна — верно?

— Правильно. Это своего рода тоже дань памяти — я учился по его книгам. И не только по ним. Мой учитель, которому я так много обязан, великий преподаватель сценарного дела Фрэнк Дэниел, учился несколько лет в Москве у одного из учеников Эйзенштейна. То есть в каком-то смысле я ученик этого великого режиссера. Мир вообще очень удивительно тесен.