Русской Церкви нужна открытая богословская дискуссия
Почти шесть лет протоиерей Всеволод Чаплин был официальным спикером патриархии и ее основным «переговорщиком». Но в предрождественский день, 24 декабря, Синод сделал его вполне частным лицом. Тот, кто до этого был лишь транслятором воли руководства, обрел свою плоть и кровь.
Читатели одной современной сказки помнят, как домашний эльф получил свободу, когда в него бросили носком хозяина.
Официально это не увольнение, а «оптимизация управления»: два «отдела» слили в один. Начальнику, который при этом стал лишним, объявили благодарность. И вот тут языком канцелярита было сказано нечто важное: чаплинская должность называлась «председатель Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества». А благодарность вынесли за многолетнее участие в диалоге с органами власти.
Что ж, отождествление это очень традиционно. И оно дает подсказку — где могла родиться инициатива отставки о. Всеволода. Неоднократные призывы о. Чаплина к перемене Конституции, к отказу от светского характера общества, речи о том, что все решения власти должны согласовываться с Церковью, порождали неизбежный вопрос у «партнеров» по государственно-церковному сотрудничеству: а где пределы церковных грез? Есть ли они вообще?
Вторая подсказка о мотивах увольнения — в том, что одновременно о. Всеволода Чаплина убрали из состава Межрелигиозного совета России, заменив его митрополитом Иларионом (Алфеевым).
Межрелигиозный совет — это прежде всего площадка для диалога с мусульманами. Кстати, вчера в составе их лидеров тоже произошла перемена: верховным муфтием России вместо Талгата Таджуддина назначен муфтий Татарстана Камиль Самигуллин. Сразу после операции ВКС России в Сирии Чаплин сказал, что наша страна ведет «священную борьбу с террором». На все языки мира это было переведено как «священная война». И с той поры штампом арабской прессы стало выражение «русские крестоносцы в Сирии».
Насколько это затрудняет дипломатическую работу РФ на Ближнем Востоке — пояснять не надо. Но и внутри страны такие слова вызвали оторопь. Наше общество приняло эти бомбардировки в надежде на «прилетели — побомбили — улетели». Второго Афганистана или Вьетнама общество не хочет. А придание этому конфликту межрелигиозного статуса — это омноголетствование этого конфликта.
Чаплин четверть века проработал под непосредственным руководствам митрополита, а потом патриарха Кирилла. Это означает, что он умеет понимать намерения и оценки патриарха с полуслова. А патриарх, в свою очередь, может не стесняться в выражениях, разнося столь близкого ему сотрудника в случае его faux pas. Поэтому трудно предположить, что Чаплин не понимал патриарха или что патриарх не корректировал многолетний поток чаплинского троллинга.
Патриарх ни прямо, ни завуалированно не оспаривал заявлений о. Всеволода, делаемых от имени патриархии. Например, Чаплин говорил: «Для меня есть вещи, которые более важны, чем уничтожение того или иного количества людей или даже жизни всего человечества. Это вера и святыни». Но на следующий день спикеры патриархии не покрывали эту карту тезисами богословски-миротворческих конференций эпохи детанта: «священный дар жизни», «высшее право человека есть право на жизнь» и т.п.
А, значит, нет основания видеть в нынешней отставке Чаплина дезавуирование патриархом предыдущих его эпатажных высказываний (в диапазоне от «Моцарт — это попса» до «Церковь изменила Сталина»). Тезис о тождестве суждений отца Всеволода с политическими убеждениями самого патриарха остается неопровергнутым.
Сможет ли преемник Чаплина — Владимир Легойда — озвучить иные подходы?
Сможет ли он иначе отвечать на вопросы о показной роскоши высшего духовенства, о допустимости насилия во имя веры? Сможет ли он, как Чаплин, одними и теми же устами утверждать, что «нравственное дело, достойное христианина поведение — уничтожить как можно больше большевиков» и что «Сталин уловил волю народа»?
Если Легойда не станет Чаплиным — я буду рад. Тогда я вспомню другую сказку — про Кривелло, который своими страшилками запугивал короля и весь двор, но в конце концов был позорно изгнан.
Очень хочется увидеть содержательную богословско-этическую полемику именно в верхах нашей Церкви. Аргументы и цитаты в свою пользу легко наберут и «богословие любви», и «богословие ненависти». Но тут и окажется значимым голос патриарха и Собора.
Да, еще одна вполне вероятная причина отставки Чаплина — именно в близости Собора. Позавчерашний Синод как раз и был посвящен подготовке к этому Собору. Усталость от чаплинского троллинга была не только в светских кругах, но и среди духовенства, в том числе епископата.
В ноябре Чаплин сказал, что «мы имеем право защищаться в любых странах и регионах мира даже без согласия тех, кто там властвует. Нам скучно, многие устали, многие чувствуют несправедливость, бесперспективность жизни. Нужен новый драйв. Не хватает его. Мы все-таки народ-воин».
Тогда я обратился к епископату нашей Церкви (да, епископы внимательно читают мой личный блог): «Триста владык, это же ведь от вашего имени, за вас и вместо вас Чаплин выразил ваше убеждение. Промолчите? Значит, согласные? Вам тоже нужен новый военный драйв?»
Вскоре на собрании минского духовенства священники спросили митрополита — может ли их собрание ходатайствовать перед Синодом о снятии протоиерея Всеволода Чаплина с должности председателя Синодального отдела по взаимодействию Церкви и общества, поскольку «его агрессивные публичные высказывания с призывами к войне, несовместимые с христианским вероучением, воспринимаются как официальная позиция Церкви» и эти «его высказывания дискредитируют Церковь».
Митрополит Павел отреагировал неожиданно мягко, заявив, что никому не запрещается написать об этом патриарху.
На Соборе в феврале будет добрая сотня епископов с Украины, где имя Чаплина воспринимается устойчиво негативно. Регламент Собора предполагал отчет Чаплина как главы синодального отдела (министерства). В этих условиях патриарх решил превентивно устранить весьма вероятный конфликт.
И все же болячка не в Чаплине. Когда устранение публичного лица не сопровождается хоть сколь-нибудь правдоподобными объяснениями, понимаешь, что у уволивших и преемствующих все равно нет установки на то самое «взаимодействие с обществом». И, значит, неизбежны как новые ошибки, так и паки запоздалая реакция на них.
