Новый 2016 год уже 1 января отметился невиданной новацией в сфере внешней и внутренней политики. В ответ на предложение Киева о согласии возобновить поставки энергии в Крым при условии, что в договоре он будет указан как часть Украины, Владимир Путин предложил провести на эту тему соцопрос среди жителей полуострова.
В первый день Нового года результаты опроса были обнародованы: 94% жителей полуострова не хотят иметь с Украиной ничего общего и согласны какое-то время терпеть трудности с энергоснабжением, лишь бы не давать бывшей метрополии повод считать иначе.
Прецедент имеет значение, выходящее далеко за рамки очередной российско-украинской энергетической войны.
Впервые со времён Земских Соборов глава государства при принятии важных внешнеполитических решений апеллирует напрямую к «гласу народа», за пределами «канонических» официальных институтов. И принимает решение на основании результатов полученной «обратной связи».
То, что для президента Путина данные опросов населения являются одним из важнейших инструментов при выработке управленческих решений, не новость для тех, кто давно следит за политическим стилем главы нашего государства. На вузовских лекциях по новейшей истории России я как-то предложил студентам перечислить случаи, когда принимаемые Путиным решения шли откровенно вразрез с социологически зафиксированным мнением большинства. Нашли ровно один: в вопросе о моратории на смертную казнь – президент ввёл его несмотря на то, что большинство выступало (и продолжает выступать) за сохранение высшей меры.
Других так и не вспомнили.
В повседневной деятельности внутриполитического блока Кремля социология и работа с ее данными также всегда играли значительную роль. Не понимающие этого фактора западные аналитики всегда становились в тупик, объясняя сохраняющийся высокий уровень поддержки Путина населением: по их лекалам, «авторитарные режимы» рано или поздно неизбежно ее теряют, безотносительно к результатам выборов. Но в том-то и дело, что путинская система никогда не вписывалась в прокрустово ложе авторитарной модели.
«Чуять страну» - едва ли не главный урок, извлечённый ее нынешним руководством из катастрофы конца 80-х годов прошлого века. И проблема в том, что одних только классических институтов представительной демократии для решения этой задачи в наше время уже недостаточно.
Выборы, то есть ситуация, когда народ реализует своё конституционное право верховного суверена власти, проходят лишь раз в несколько лет – современная динамика жизни требует обсуждения и принятия важных решений гораздо чаще. Ранее организовать большую общегражданскую дискуссию по тому или иному актуальному вопросу было сложно технически – развитие средств цифровой коммуникации сняло этот барьер, открыв дорогу к практической реализации идей «прямой демократии», до того считавшихся полуутопическими.
Механика «цветных революций» в новосозданных государствах целиком построена на этом темповом «провале» классической представительской модели. Выборы в этом случае – не более чем повод аккумулировать накопившееся недовольство и социальный протест, вывести его на улицу и построить бронебойно убедительную драматургию «народ против власти». Правители в этой ситуации оказываются перед выбором – или кровь, или добровольная сдача полномочий, безотносительно к их законности: закон в этом случае начинает диктовать толпа.
В свою очередь, механика путинской контрреволюции, так пока и не взломанная многочисленными претендентами на роль вождей московского оранжа, построена на том, что внешне «авторитарная» стилистика маскирует демократизм реальной модели выработки и принятия решений.
Путинская Россия – это система с постоянно усиливающимся контуром прямой демократии, где социологический инструментарий служит непрерывным, функционирующим в недельном такте средством прямой коммуникации власти со страной. И кроме социологии все время появляются дополнительные механизмы – начиная от института общественных палат и заканчивая феноменом ОНФ как структуры-агрегатора активности «третьего сектора», направленной на реализацию предвыборных обещаний президента.
Ситуация с крымским соцопросом выводит эту модель на новую орбиту. Два принципиальных новшества: во-первых, мнение людей становится определяющим при принятии решений не только во внутренней, но и во внешней политике. Во-вторых, механизм, до того действовавший без особой публичности: то, что Кремль регулярно работает с данными соцопросов из множества независимых источников и пользуется ими при выработке политических приоритетов, ранее не было в столь публичном фокусе.
Институциональное строительство в наше время – такая же точно область соперничества, как вооружения или экономика. Прочность национальных политических институтов регулярно проходит проверку на излом, и более развитые страны активно пользуются относительно более высоким качеством своих политических институтов в глобальной конкуренции стран. Слабых бьют столь же нещадно, как и на полях военных сражений или при переделе глобальных рынков.
Прочная, устойчивая демократическая система, где сила власти опирается на доверие людей и постоянную, прямую коммуникацию с большинством граждан – залог выживания государства в ХХI веке. И на этом поле Россия оказывается кое в чем даже впереди западных демократий с их многовековой институциональной историей.
