12-я встреча четырех министров иностранных дел в «нормандском формате» должна была дать ответ на вопрос: оказались ли недавние известия из Киева сигналом о выходе из переговорного тупика. Напомню, о чем идет речь.
28 апреля заместитель министра иностранных дел Украины Вадим Пристайко в интервью «Голосу Америки» говорил о готовности Киева разработать и согласовать закон о выборах в Донбассе, чтобы провести их этим летом. Более того, он признал, что «после выборов в украинской политике могут появиться люди, которых официальный Киев называет террористами и сепаратистами», и их интересы тоже придется учитывать.
Ясно, что сказать такое дипломат мог лишь по согласованию на самом высоком уровне.
В тот же день представитель Украины в политической подгруппе контактной группы, сторонник жесткой линии Роман Бессмертный заявил об уходе с этой должности из-за разногласий с президентом. А 29 апреля Петр Порошенко сменил луганского губернатора. Вместо связанного с добровольческими батальонами киевлянина Георгия Туки им стал представитель региона Юрий Гарбуз, который в первых же заявлениях отметился миролюбивой риторикой, несвойственной предшественнику. Также 29 апреля в Контактной группе договорились о дополнительных мерах относительно прекращения огня, и на праздники число нарушений перемирия заметно сократилось.
Все эти события произошли сразу вслед за визитом в Киев помощника госсекретаря США Виктории Нуланд, после которого появились утечки информации о том, что она жестко требовала выполнения Минских соглашений.
И все же, несмотря на эти сигналы, встреча не привела к качественному прогрессу, а возможно, и оказалась вообще безрезультатной.
Достаточно сравнить то, что сказал по ее итогам министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер, с его же комментарием предыдущей парижской встречи, которая была провальной. Да, сейчас глава МИД ФРГ заметно оптимистичнее, но реально оказывается, что два месяца назад просто была констатация того, что наполненный до половины стакан наполовину пуст, а сейчас он говорит, что тот же стакан наполовину полон.
То есть в марте министр был расстроен, что не договорились по политическим вопросам, но утверждал, что удалось достичь согласия в вопросах безопасности. Сейчас он признал отсутствие какого-либо прогресса в политических вопросах, но уже радовался договоренностям в области безопасности. Но есть ли эти договоренности в реальности или речь идет просто об оптимизме, который должен проявлять хозяин встречи? Ведь в марте французский министр Жан-Марк Эро, выступавший в роли хозяина, давал куда более обнадеживающий комментарий, чем его коллега. Но, как оказалось вскоре, и в вопросах безопасности стороны тогда ни в чем не продвинулись. Сейчас же Штайнмайер утверждает по сути то же, что и ранее в Париже: удалось договориться о разводе войск. Да, сейчас об этом сказано пространнее и определеннее. К тому же обстановка на линии соприкосновения для решения данных вопросов благоприятнее, чем прежде.
Но обоснованность оптимизма будет понятна только по следующему заседанию контактной группы. Оно состоится 18–19 мая. А за это время может произойти многое. Ведь праздники кончились. Как следует из регулярных докладов миссии ОБСЕ, устойчиво низкий уровень нарушения перемирия сохранялся в Донецкой области лишь до 4 мая. Затем же миссия часто регистрировала «высокий уровень насилия». В том числе 10 мая — непосредственно перед берлинской встречей.
Объективно же главный итог этой встречи состоит в утрате последней формальной возможности организовать выборы в Донбассе до того, как ЕС будет обсуждать вопрос продления санкций против России.
Ведь до конца июля остается 80 дней. Провести же избирательную кампанию, которая по срокам вписалась бы в стандарты ОБСЕ, меньше чем за 60 дней невозможно. А в данном случае надо еще принять закон, который не существует даже в форме проекта и — главное — не согласован на уровне контактной группы. Но, как видно из предыдущего опыта, группа сама по себе ничего не может решить, а может только перевести на язык формулировок и детализировать договоренности, уже согласованные в «нормандском формате».
Конечно, такой тупик не сочетается с теми позитивными сигналами, о которых шла речь выше. Однако эти сигналы могут иметь и такие смыслы. Во-первых, способ показать некий прогресс в подходе к проблеме как альтернативу реализации Минских соглашений по сути. Во-вторых, создать подобающие декорации для односторонних действий, имитирующих выполнение «Минска-2», например, для принятия закона о выборах без согласования с представителями отдельных районов Донбасса в контактной группе. Ясно, что в этом случае никаких выборов все равно не будет. Однако есть ли гарантия, что США и Европа не сочтут такой закон выполнением Минских соглашений?
Нельзя ответить на этот вопрос однозначно. Да, немало говорится о том, что, дескать, Запад давит на Киев. Однако все эти утверждения основаны на слухах о непубличных разговорах. И надо учесть, что многие украинские политики в любом несогласии с ними видят попытку давления и сдачи Украины, впадая в истерику в стиле: «Все пропало. Гипс снимают, клиент уезжает». Это, кстати, и причина, по которой даже имитация реализации Минских соглашений в виде не согласованного ни с кем избирательного закона в Раде может провалиться.
Поэтому о реальном давлении Запада можно будет говорить только в том случае, если он публично покритикует Украину за очевидные вещи. Ведь если из отчетов миссии ОБСЕ трудно определить, кто именно не соблюдал прекращения огня, то, когда речь идет об отсутствии вооружений в согласованных местах хранения, все очевидно. Например, в отчете от 10 мая говорится, что на проверенных объектах СММ недосчиталась 24 украинских гаубиц, четырех минометов и 31 танка, тогда как у другой стороны нарушений не обнаружено. Такая картина наблюдается уже давно, но до сих пор не замечается Западом.
