«Евровидение» страдает от отсутствия настоящего фольклора» | Статьи

12 июня в усадьбе «Архангельское» стартует Второй Всероссийский фестиваль-конкурс «Музыка Земли». С его вдохновителем и организатором, всемирно известным пианистом Борисом Березовским встретился корреспондент «Известий».

— Вам в карьере ваше имя никогда не мешало? Не связывали вас с Борисом Абрамовичем?

— Никогда не мешало, и никогда не связывали. Мы с ним даже не были знакомы. Правда, о нашем родстве спрашивали часто. Сейчас единственно жалко, что он меня материально не поддерживал (смеется).

— О вас написано «российский, бельгийский и британский музыкант». Как это понимать?

— Так и понимать, что я сначала жил в России. Выиграл здесь конкурс Чайковского, а после переехал в Англию. Там проработал 10 лет. Затем еще 10 лет — в Бельгии. Под Брюсселем остался дом с кошкой. Подруга семьи раз в неделю приезжает и смотрит за ней. Кошка у нас самостоятельная, она к соседям в гости ходит. Я не жалею о том, что там жил.

— Почему вернулись на родину?

— Мне здесь нравится. Уютно, комфортно, я люблю нашу страну. Вот второй год подряд провожу фестиваль «Музыка Земли». Ищем талантливых музыкантов из народа.

— Вы хотите сделать модными балалайку и домру?

— Нет, такой задачи я не ставил. Я просто увлекся народной музыкой и сделал фестиваль. Фольклор — это база любой музыки. По сравнению с ним классика, джаз, попса — младенцы. Настоящая народная музыка — безумно красивая и совсем не примитивная, как порой хотят нам ее представить.

Когда я учился в консерватории, тоже думал, что фольклор — примитивная музыка. Но когда стал изучать ее, понял, какое там богатство. В народных песнях постоянно меняется ритм, полифония, нет размера. Тот же Стравинский, я думал, изобрел что-то новое, написав «Весну священную». А он просто заимствовал свои новации из фольклорной музыки.

— Специально для фестиваля Александр Чайковский написал Концерт для фортепиано с оркестром.

— Да, а я буду солировать. Уникальность этого произведения в том, что с симфоническим оркестром заиграют баяны, домры и другие народные инструменты.

— Интересный синтез.

— До Александра Чайковского такого никто не делал. А Кузьма Бодров напишет Концерт для гуслей и камерного оркестра. Фольклор — не архаика. Народная музыка бесценна, и она должна развиваться. Чтобы ею заинтересовать, надо подавать ее современно.

— Баян в симфоническом оркестре — это прекрасно. Но как сочетается горловое пение с классикой?

— Горловое пение — это общение с умершими. Очень сильная штука. Когда в прошлом году выступал шаман из Калмыкии, православные крестились с утроенной силой. Было очень страшно. Сначала он пел, как баритон в Большом театре, потом играл на хомузе, а затем начал общаться с умершими. Очень большая сила у этого шамана. Он один из победителей первого фестиваля «Музыка Земли». Приедет и в этом году на открытие в «Архангельское».

— Где вы берете таких уникумов?

— Участником может стать любой желающий, без ограничений в возрасте, образовании. Присылайте заявки, а мы отберем. Лучшим Минкультуры оплатит дорогу в Москву, проживание и участие в фестивале.

— В чем ценность музыки?

— В разнообразии, как всего в жизни. Невозможно слушать одну и ту же музыку, читать одну и ту же книгу, есть одну и ту же еду. Только с человеком одним и тем же можно жить (смеется).

— Раз уж вы любите разнообразие, могли бы снизойти до попсы...

— Запросто. Мне нравится Анжелика Варум. И я хотел бы с ней выступить дуэтом.

— Аккомпанировали бы ей на рояле?

— Нет, я бы пел, мог бы и подыграть. С удовольствием бы спел «Человек-свисток» — «…так грустно, что хочется курить…». Но с большим удовольствием выступил бы с народниками.

Моя душа лежит к настоящему фольклору, в чистом виде. В чем успех «Бурановских бабушек» и даже Верки Сердючки на «Евровидении»? В их песнях были фольклорные интонации. «Евровидение» страдает от того, что в нем этого как раз и нет. Если говорить языком финансиста, активы народной музыки страшно недооценены.

— А как быть с тем, что вы недооцениваете дирижеров? Говорите, что дирижер — лишний человек в оркестре.

— Это тоже профессия, но она совершенно не стоит того внимания и тех лавров, которыми их награждают. Дирижер, как тренер футбольной команды, должен сидеть на скамейке запасных, а не выходить на поле. Ведь в принципе он ничего не делает. Он не производитель. Но при этом у него какая-то неограниченная власть.

— Вас же за такие сентенции побьют.

— Ну и что, я решил повоевать немножко. Я играл концерт Бетховена с оркестром без дирижера. Это совсем другие ощущения. Ты находишься внутри, ты часть коллектива, музыка идет отовсюду. И ни одного жеста оркестру не нужно. Бетховен всё написал. Оркестр прекрасно всё сыграл, и никто не стоял, руками не размахивал, не делал театральных жестов. Единственное, что может дать дирижер оркестру, — энергетику. Но я считаю, что она уже заложена композитором в музыку и идет от нее, а не от человека с палочкой.

— Есть ли у вас железный аргумент в защиту вашей теории?

— Есть один тест. Сможет ли хоть кто-нибудь угадать по звучанию оркестра, кто дирижирует? Никто не справится.

— А если бы играл пианист, вы бы отгадали?

— Тут чуть легче, но тоже очень большие проблемы.

— Рихтера от Гилельса не отличите?

— Их, может, и отличу. Проводился однажды эксперимент. Играл Рихтер, а слушателям говорили, что студент. Начиналась просто лютая критика. И наоборот, играл студент, а говорили — Рихтер. И в тот момент все нахваливали студента: «Гениально! Вселенский масштаб». Это скользкая тема.

— Скандал устроить — ваша история?

— Точно не моя. Но я готов отвечать и отстаивать свои позиции.

— Вы выступаете на самых престижных сценах мира, но почему никогда не одеваетесь как классический пианист — во фрак с шелковым поясом?

— Я просто не ношу его. Когда вижу, как фрак надевают мои полные коллеги, то нахожу это очень комичным. Всё-таки чтобы носить фрак, надо быть в хорошей форме. Я к себе строг. Поэтому езжу по Сокольникам на велосипеде. Вот войду в форму — и, может, через год оденусь как классический пианист.