После Ханчжоу

Завершившаяся встреча G20 оставила больше вопросов, чем ответов.

Китай сделал всё возможное и невозможное, чтобы встреча в Ханчжоу надолго запомнилась, прежде всего новым качественным уровнем претензий КНР на глобальное лидерство. Конечно, для внешнего наблюдателя форум «двадцатки» «распался» на целый ряд совершенно неравнозначных, иногда комических эпизодов. Но стоит признать, что это была лучшая встреча «двадцатки» по организации «переговорного пространства», уровню проработки содержательных моментов и уж точно наиболее политически значимая за всю историю существования формата. Форум в Ханчжоу ставит и другой вопрос: если есть «двадцатка», зачем еще и «семерка», которая гораздо менее репрезентативна и содержательно скучна?

Что же касается завершившегося саммита, в глаза бросается несколько особенностей этой встречи.

Первая: согласно официально заявленной «повестке дня», встреча планировалась, чтобы поговорить о будущем мировой экономики и о новом качестве глобализации. Да и заранее согласованное итоговое коммюнике в основном было посвящено глобальным экономическим проблемам. На самом деле по экономическим вопросам мировые лидеры не сказали почти ничего нового.

Единственным, кто поднимал глобальные экономические проблемы, был Владимир Путин, причем, строго говоря, произошло это даже не на «двадцатке», а на встрече стран BRICS. В остальном рассуждения о будущем мировой экономики носили «протокольный характер», что было особенно заметно по выступлениям лидеров стран Запада. Не считать же «прорывом» обещание ратифицировать до конца 2016 года соглашения об облегчении мировой торговли. Откровенная «пустота» экономической «повестки дня», причем не формальной, а реальной, говорит о том, что в современном мире главными вопросами развития являются всё же вопросы политические, тогда как экономические отложены «до лучших времен». Заметим при этом, что Китай, организатор встречи, всегда делал ставку именно на наращивание экономического влияния.

Характерно, что относительно низкий интерес к глобальной экономической тематике соседствует с резкой активизацией экономического взаимодействия, в том числе и на основе долгосрочных планов, на региональном уровне. Мы наблюдали это и в ходе встречи «Каспийской тройки», и в ходе недавнего Владивостокского форума. Означать это может только одно: глобальный экономический кризис уже не за горами, и смысла выстраивать некие глобальные экономические системы просто нет — поздно. А вот форматы регионального взаимодействия могут очень пригодиться.

Второе. Обострение мировых проблем привело к тому, что обсуждение наиболее острых тем ведется «в своем кругу». Именно так против России вводились санкции, именно так западный мир обсуждал возможность смещения Каддафи и Асада, именно так, «в тишине», обсуждалась сделка с Турцией по беженцам, именно так происходит сейчас обсуждение обостряющейся ситуации в Восточной Азии. Келейность, групповщина и, как результат, кампанейщина в обсуждении важнейших мировых проблем являются, видимо, ключевой угрозой глобальной политической и экономической стабильности. Какие знакомые термины, не правда ли? Упадок в любой системе похож, будь то КПСС или институты «западного мира».

«Поля» встречи «двадцатки» оказались «по факту» более интересными и содержательными, чем сам саммит. В современном мире оказалось не так уж много «площадок», на которых мировые лидеры могут реально обсуждать конфликтные мировые проблемы.

С другой стороны, чем более острой становится ситуация в мире, тем более востребованными становятся такие площадки. Но это ставит другой вопрос: чтобы «поля» окончательно не «задавили» основную «повестку дня», она должна стать не менее острой и не менее важной, чем то, что обсуждается «на полях». И это — принципиально: «двадцатке» уже недостаточно просто быть, нужно еще и показывать новое качество проработки проблем.

Третье. В ходе форума G20 в Ханчжоу исключительно большое внимание уделялось вопросам военным. Помимо ставших почти банальными тем конфликтов в Сирии и на Украине, которые и так постоянно фигурируют на встречах мировых лидеров, на сей раз участники саммита подробно обсудили ситуацию на Корейском полуострове и в целом нарастание напряженности в Восточной Азии, в том числе и возможное размещение систем ПРО США на Корейском полуострове. То есть социально-экономическая «повестка дня» оказалась отодвинута на задний план не только доминирующим интересом к политическим вопросам, но уже и военно-политической проблематикой.

Эта тенденция представляет собой определенную опасность, поскольку большая часть такого рода вопросов относится к конфликтным, и по ним едва ли можно будет достичь какого-то единого видения. Тем не менее очевидно, что военно-политическую проблематику нельзя полностью исключать из обсуждения на G20, тем более что в будущем значение таких вопросов, вероятно, возрастет. Так, может быть, стоит, образно говоря, «вынести» военно-политические вопросы в широком их понимании на некую связанную с G20, но не находящуюся внутри форума площадку и обеспечить на ней высокий, но не высший уровень политического присутствия? Это мог бы быть некий аналог Мюнхенской конференции по безопасности, который задавал бы для лидеров G20 определенный вектор обсуждения военно-политических вызовов, но не вторгался бы непосредственно в формат «двадцатки».

Подводя итоги, можно сказать, что G20 закрепила за собой статус площадки, где обсуждаются наиболее важные экономические и политические проблемы современности. Это — факт. С точки зрения совершенствования формата встречи в Ханчжоу, вероятно, был достигнут максимум возможного. Чтобы развиваться дальше, «двадцатка» должна стать институтом, который делает те или иные проблемы и решения частью глобального консенсуса, что возможно только при превращении ее деятельности в нечто «пролонгированное». А для этого G20 должна «обрасти» некими институтами, возможно, и неформальными, экспертными, которые станут эту центральную «повестку дня» прорабатывать и продвигать.

Автор — профессор НИУ ВШЭ