Александр Розенбаум: «Я русский националист еврейской национальности»
Свое 65-летие отмечает Александр Розенбаум — самый плодовитый и популярный из ныне здравствующих отечественных песенных авторов. Сейчас он кочует с одного крупного фестиваля на другой, а в конце октября начнет серию сольных «автобиографических» концертов в столичном Театре Российской армии. Обозревателю «Известий» удалось побеседовать с Александром Яковлевичем накануне его дня рождения.
— Случались в жизни моменты, когда вам казалось, что до такого возраста вы вряд ли доберетесь?
— Нет. Я — медик, более того — реаниматолог. И прекрасно знаю, что «дуба врезать» можно в любой день в любом возрасте. Никогда со «старухой» не кокетничал и кокетничать не собираюсь. Но чем позже она ко мне придет, тем лучше. К тому же я уже умирал в «модном» возрасте. Клиническая смерть настигла меня в 42. Тогда Господь решил, что я еще не готов уйти из этого мира.
— Как вы сейчас воспринимаете строку Высоцкого: «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт…»?
— Нормально. Хорошая фраза. Он ведь не про себя писал эти слова, хотя как знать... Я Владимира Семеновича не идеализирую, но преклоняюсь перед его жизнью и творчеством. Однако не думаю, что доживший до сегодняшних дней Евгений Александрович Евтушенко менее истинный поэт, чем скажем, Михаил Юрьевич Лермонтов.
— Евтушенко в одном из своих поздних стихотворений написал: «Все умерли — и в наказанье не умер лишь я...»
— Я пока не чувствую, что остался один. Есть Андрюша Макаревич, Боря Гребенщиков, Слава Бутусов... Нас еще достаточное количество.
— Десять лет назад вы мне говорили: «Не верю людям, утверждающим, что им всё равно, как к ним относится власть, губернатор». До сих пор таких не встретили?
— Я знаю людей, которым всё равно, что о них говорит губернатор, их это не интересует. И меня это никогда не интересовало — с карьерной точки зрения. Другое дело, что я уверен: не может быть аполитичного искусства. Искусство — политично, социально.
— Тогда оно может быть и оппозиционным?
— Может. Я с уважением отношусь к оппозиции и сам бываю оппозиционен. Но оппозиционность должна быть созидательной, а не разрушительной. Нужно любить то, что ты критикуешь. А если не любишь, ты для меня никто — бери билет и вали отсюда!
— В вашей «философской» песенной антологии каждый из дюжины дисков посвящен какой-то «философии» — судьбы, одиночества, войны... Сегодня могли бы продолжить? Скажем, «Философия цинизма» или «Философия лжи»...
— Да, конечно. «Философия болезни», например. «Философия ужаса». И, как вы сказали, «Философия цинизма», «Философия лжи» — это обязательно.
— Набрали бы песен на такие альбомы?
— Набрал бы. А «Философия двойных стандартов» — представляете, сколько можно набрать на эту тему! Кстати, вы мне подали хорошую идею. Если мы сейчас начнем эту тему ворошить, то просто в генетику упремся.
— Это вы как врач рассуждаете?
— Мои любимые ученые Мендель, Морган и Вейсман — основоположники генетики. Я всегда говорил: не надо нам ни президентов, ни генсеков, ни спикеров, ни премьер-министров. У нас — царь. Хотите вы того или нет. У нас царизм в душах. Я — сторонник конституционной монархии. Когда у меня была страничка в интернете, я так в статусе и обозначал свои политические взгляды — конституционный монархист.
У нас многое, если не всё, зависит от первого лица государства. И мы так от него зависим, что другое не приживается. И это не только на уровне верховной власти. Такая модель везде — первый в редакции, в театре, в ЖЭКе. Всё от них зависит. Поэтому нам так нужны хорошие, порядочные «первые». Вот вам и национальная идея.
Я называю себя русским националистом еврейской национальности. Совершенно серьезно. Я люблю слово «националист». Для меня, если хотите, националист сродни патриоту. Просто я не хочу употреблять слово «патриот» всуе и не люблю ура-патриотов.
В моей терминологии есть четкая грань между националистом и шовинистом. Националист для меня — человек, который любит свою нацию, страну, культуру, традиции, историю. И делает всё, чтобы их продвигать, популяризировать. При этом не ущемляя других.
Как только начинается подобное ущемление — превращаешься в шовиниста. Человек, говорящий: «Дания — для датчан», «Россия — для русских», для меня — шовинист. Хотя первым пунктом Конституции я бы написал: президентом Российской Федерации может быть русский, православный и дальше возрастные рамки.
— Даже конфессиональную принадлежность главы государства предлагаете конституционно утвердить?
— Да. Это сняло бы огромное количество вопросов и выбило бы стул из-под шовинистов всех мастей. Если в России именно русский народ государствообразующий, так вот вам такой закон и успокойтесь все. Во Франции президентом должен быть француз, в Дании — датчанин и т.д. Это мое мнение. Никому его не навязываю. Хотя понимаю, сейчас вы это опубликуете, и завтра в комментариях начнется такой крик... Ну и ладно.
— Теперь давайте о мате. Вы говорили, что вам претит мат в театральных спектаклях. А на эстраде? На «Новой волне» в Сочи, где вы только что выступили, одной из главных звезд был ваш земляк Сергей Шнуров. В данном случае вы что-то имеете против?
— Я — матерщинник номер один, поверьте. Могу крыть таким трехэтажным — люди позавидуют. Но, например, в песне «Гоп-стоп» я никогда фразу «посмотри на это небо» со сцены в оригинальном варианте не пел. Когда в обычном концертном зале сидят разные люди и кто-то из них не воспринимает мат, а кто-то пришел с детьми, такое неприемлемо.
Нужно это делать на специальных площадках и предварительно анонсировать, что в программе используется ненормативная лексика. Это как с фонограммой. Не надо ее вообще запрещать, но указывайте открыто в афише: концерт пройдет в сопровождении фонограммы — и нет вопросов. Кому хочется так послушать артиста — купит билет.
— У вас много внуков. А если они скажут: «Дедушка, нам нравится «Ленинград», пойдем-ка мы на его концерт»?
— Идите. Но у меня внуки — подготовленные. Я «твою мать» при внуках спокойно говорю. У меня и дочь с матом выросла. Именно поэтому она никогда себе не позволит употребить его там, где это неуместно.
А сам я «Ленинград» слышал, но мне это не близко. Всю жизнь преклоняюсь перед Славой Бутусовым. Это мой человек. Получаю эстетическое удовольствие, учусь, слушаю. А песни «Ленинграда» мне просто неинтересны.
— Четверть века назад отвечая на мой вопрос, считаете ли вы себя поэтом, вы сказали: «А кто же я? Конечно, поэт. Меня 130 миллионов слушают».
— Сейчас так ни за что не скажу. Отвечу иначе: коль я сочиняю стихи, то называюсь поэтом. А дальше уж пусть люди решают, кем меня считать.
— Дабы не использовать столь высокопарное определение, многие авторы-музыканты говорят, что они просто пишут тексты...
— У меня есть четверостишье по этому поводу: «Зарубите себе с детства, графоманы, лопухи. У поэтов нету текстов, у поэтов есть стихи». Вообще в поэзию я пришел «чистым». Если музыкой я занимаюсь с пяти лет, то в поэзии до определенного момента, кроме школьной программы, ничего не знал, не любил. Поэтому по молодости у меня могли проскакивать какие-то «лажовые» рифмы, за которые меня кто-то и сегодня упрекает. Сейчас, конечно, уже возраст, опыт. Я обожаю поэзию, интересуюсь ей предметно, учусь. У меня есть книжечка для рифм.
— Что-то открыли для себя в поэзии или музыке за последнее время?
— Слушаю госпелы Кирка Франклина, а в поэзии — опять на Хармса подсел. Хочется что-то написать на его стихи...
Этапы большого пути
После окончания в 1974 году Ленинградского медицинского института Александр Розенбаум работал врачом скорой помощи и изучал джаз на вечернем отделении музыкального училища. Выбор в пользу музыки сделал в 1980-м, начав выступать в различных группах. Стартом сольной карьеры певца можно считать выступление 14 октября 1983 года в Доме культуры МВД им. Ф.Э. Дзержинского. В дальнейшем стал художественным руководителем театра-студии «Творческая мастерская Александра Розенбаума». Народный артист России. Награжден орденами и медалями.
