Еще в марте 2016 года МГУ праздновал успех в связи с повышением позиций в рейтинге вузов: согласно данным шестого издания рейтинга QS World University Rankings by Subject, университет вошел в список лучших вузов мира по 23 специальностям, по версии престижного мирового рейтинга, заняв 17-е место в области «Лингвистика», 27-е место в области «Физика и астрономия» и 33-е место в области «Математика».
Теперь же, спустя всего полгода, появилась информация, что, по версии рейтинга Times Higher Education, МГУ упал на 27 строчек и занял 188-е место. В чем причина столь противоречивых показателей, каким образом они определяются и на что влияют?
Вопросы эти при ближайшем рассмотрении оказываются не такими простыми.
Начнем с фактов.
В мире существует три наиболее распространенных глобальных образовательных рейтинга: The Times Higher Education World University Rankings (THE), Academic Ranking of World Universities (ARWU), Quacquarelli Symonds World University Rankings (QS). Все эти рейтинги ведутся зарубежными организациями: QS и THE имеют британское происхождение, ARWU — китайское.
Простой количественный анализ показывает, что во всех рейтингах лидируют университеты США. При этом концентрация количества американских вузов в топ-100 в рейтингах различна. Абсолютное большинство мест в топ-100 — 51 место — американские вузы заняли в шанхайском рейтинге ARWU. На втором месте по широте представления университетов в топ-100 — Великобритания с отставанием от лидера в 1,5–5,5 раза. Российские вузы в топ-100 представлены только в рейтинге ARWU. Между тем за последние годы количество российских вузов в общем числе вузов в рейтингах THE и QS увеличилось.
Анализ принципов построения рейтингов показывает серьезные различия в весовых предпочтениях, отдаваемых научной и образовательной деятельности вуза. Мировые рейтинги в большей степени ориентированы на оценку научного вектора, в то время как национальный российский рейтинг оценивает образовательную функцию.
Методологические особенности построения рейтингов могут сильно влиять на полученные результаты. В этом смысле естественным выглядит доминирование в рейтингах «англосаксонских» вузов: они наиболее полно соответствуют тем методологическим принципам, которые были положены в основу рейтингов QS и THE. Скорее всего дело здесь не в злом умысле, а в ориентированности этих рейтингов на определенных клиентов: они создавались изначально для оценки совершенно конкретных вузов для совершенно определенной категории пользователей — прежде всего в рамках того же самого англосаксонского мира. Однако после того как эти рейтинги приобрели глобальный характер, они в условиях отсутствия сколько-нибудь серьезной конкуренции естественным образом стали «задавать тон». Ситуацию не изменило даже появление рейтинга ARWU — он в целом следует заданным традициям, в некоторых аспектах являясь даже более «американоориентированным».
То, что данные рейтинги обладают такой спецификой, не хорошо и не плохо, как и то, что российские вузы в них участвуют. Другой вопрос — каким образом относиться к полученным результатам?
Россия взяла курс на достаточно открытую политику, в значительной степени ориентированную на эти рейтинги: пока они остаются контрольными ориентирами для формирования государственной политики — в частности, в рамках проекта «5–100». В условиях ужесточающейся борьбы за информацию, знания и их носителей такая политика может иметь определенные риски. Страны — лидеры рейтингов аккумулируют потоки финансовых и интеллектуальных ресурсов в виде инвестиций и высококвалифицированных специалистов, что дает неоспоримое преимущество в обеспечении экономической конкурентоспособности государства. Страны, демонстрирующие скромные показатели, вынуждены «подтягиваться», чтобы стать более конкурентоспособными.
Однако способствует ли достижение этих показателей улучшению качества образования? Представляется, что далеко не всегда. В некоторых случаях, возможно, вообще сложно говорить о наличии универсальных критериев сравнения и — уж тем более — о конкурентоспособности вузов. Возьмем, например, гуманитарные науки и науки об обществе. Очевидно, что ряд направлений, таких как юриспруденция, вообще в первую очередь ориентирован только на выпуск специалистов для нужд соответствующего общества и государства: о взаимозаменяемости американских, российских или китайских вузов в данном случае не может быть и речи.
Немного сложнее дело обстоит с другими общественными науками.
Политологи, например, тоже очень сильно завязаны на конкретный социально-культурный и исторический контекст, без детального изучения которого политолог из США вряд ли сможет работать в России и наоборот.
В чем тогда смысл сравнения вузов по этим специальностям в глобальном контексте? Очевидно, что качество подготовки выпускников Йеля и Принстона, равно как и выпускников МГИМО и МГУ, надо сравнивать в первую очередь по параметрам, определяющим степень их значимости прежде всего внутри соответствующих государств или цивилизационно-культурных ареалов.
Сравнивать же их по уровню финансирования и цитируемости, особенно в Scopus и Web of Science, — вариант получения заведомо неадекватной оценки: уровень доступа к соответствующим журналам несопоставим, как различается и уровень заинтересованности содержанием публикаций, — редких американских исследователей заинтересуют проблемы российской внутренней политики, как и внешней.
Получается, что рейтинги как измерители в некоторых случаях являются не показательными и даже негодными. Что, однако, не означает, что ими не нужно пользоваться.
Автор — генеральный директор Центра изучения кризисного общества
