Сложная правда Кирилла Серебренникова
В прокат выходит фильм Кирилла Серебренникова «Ученик», в основу которого легла пьеса «Мученик» Мариуса фон Майенбурга. Картина повествует о школьнике Вениамине, возомнившем себя проповедником. Цитируя Писание, он вступает в конфронтацию с учительницей и одноклассниками. Корреспондент «Известий» поговорил с режиссером о кино, вере и страхе.
— Можно ли школу, которую вы показали, рассматривать как модель современного общества?
— Это абсолютно так и есть. В нашем обществе происходят самые разные, сложные, мучительные процессы. Оно взрослеет. Но пока еще очень инфантильно, поэтому, как любой подросток, пытается получить легкие ответы на сложные вопросы. И мне кажется, что только со взрослением мы помудреем и поймем: жизнь и мир вокруг — не черно-белые, а многоуровневые, разносторонние, сложно устроенные.
— Кому из героев вы больше симпатизируете?
— Героине Виктории Исаковой (учительница биологии, пытающаяся найти общий язык с учеником-проповедником. — «Известия»). Но в то же время я понимаю: вступая в ожесточенную борьбу с провокатором, она сама становится частью этого безумия. И фактически в своей ярости и радикализме тоже переступает какие-то нормы и границы.
— Как вам кажется, такой персонаж, как Вениамин, полезен обществу?
— Такие персонажи не могут быть полезными. Провокатор, который использует людские слабости, преследует свою корысть. Что же там полезного?
— Может, его польза в том, чтобы выявить «нарыв»?
— Разве мы без него не знаем эти нарывы? Разве лечить их можно, только посыпая перцем? Нет.
— Тогда какой месседж вы вкладывали в свою историю?
— Было желание пригласить всех нас к размышлению о самых разных проблемах.
— Дети, снимавшиеся в фильме, рассказывали, что даже от них сюжет фильма держали в тайне. Почему?
— Тайны особой не было. Был большой кастинг. Мы встречались с каждым отдельно, разговаривали, пытались понять их интересы, кто как себя ведет в школе, слушали внимательно, а потом отобрали 20 человек, которые замечательно в итоге сыграли этот класс.
— С актерами на религиозные темы вы разговаривали?
— Когда выпускали спектакль в «Гоголь-центре», было большое количество разговоров на этот счет. Потому что отношения с религией у каждого свои, это интимный вопрос. Для кого-то религия значит больше, для кого-то меньше.
Мы даже приглашали священника для консультации по текстам, которые произносит наш герой отец Всеволод. В пьесе «Мученик» Мариуса фон Майенбурга действует протестантский священник. И тексты у него совершенно иные. Нам же надо было найти оригинальные документальные тексты, близкие нашей реальности.
— Вы хотели сделать атеистическое кино?
— Я уважительно отношусь к любым людям, верующим и неверующим. И никоим образом не хотел и не хочу кому-то принести страдания своим фильмом. Священнослужители — люди умные, тонкие, смотревшие «Мученика» в «Гоголь-центре», сказали, что этот спектакль как раз про наличие Бога. В нем есть чудо. Мальчик, который погибает в финале, после смерти является главной героине в образе ангела, отрока. А ведь она — атеистка. Это и есть утверждение возможности чуда.
— На Каннском кинофестивале «Ученик» получил престижный приз Франсуа Шале. Затем вы показали фильм на театральном фестивале в Авиньоне. Как его приняла искушенная театральная публика?
— Это был один из самых потрясающих показов. Пришли люди, которые уже многие годы приезжают на этот фестиваль. Большинству из них уже за 60. Они видели мои спектакли в Париже, купили билеты на спектакль «Мертвые души», потом пришли на фильм и после просмотра остались с нами пообщаться.
Это был интересный разговор, начавшийся с их впечатлений от картины и закончившийся дискуссией о судьбе Европы. Было ощущение, что в зале сидели выпускники философского факультета. Это интеллектуалы, поколение 1960–1970-х.
— В дискуссиях о судьбе Европы шла речь о санкциях против России?
— Почему нам кажется, что все нас либо поддерживают, либо с нами борются? На Западе полно своих проблем. Ни про Путина, ни про Россию французы не спрашивали. Их интересуют они сами. «Ученик» рассказывает им про них, а не про нас. Наверное, поэтому наш фильм купили во многих странах. Через героев зрители узнают ситуации в своих странах.
— Но, может, они негодуют, что к ним едут беженцы?
— Нет. Люди, которые ездят на театральные фестивали, не относятся к сторонникам Марин Ле Пен. Как только человек прочитал «Дон Кихота» Сервантеса, он уже не будет призывать убивать или изгонять других. Так устроена культура. Люди, которые читают книжки, смотрят кино, спектакли, понимают: мир устроен сложно.
Поэтому на простейшие вопросы о проблемах беженцев в Европе не выдают ответы типа «Надо всех в тюрьму посадить. Вот тогда будут знать, будут бояться». Уже было общество, построенное на страхе. Уже все боялись. Они не хотят этого.
А ведь сейчас многие так рассуждают: мол, отрежут руки — вот тогда не будут воровать. Или расстреляют парочку — вот тогда никто не будет выступать против. Культурные люди понимают, что всё сложнее.
— Но даже эти культурные люди не могут контролировать терроризм.
— Да! Но они размышляют о природе терроризма и фанатизма. Думают, как семье и школе на это реагировать. А еще — как терроризм связан с религией и что делать обществу: сопротивляться или наоборот?
У европейцев свои проблемы, у нас — свои. Но они очень похожи. Увы, всё не так легко и просто: «выкл» — «вкл». Нельзя себя обманывать. Репрессиями, страхом, расстрелами не решить никаких проблем. Мне очень понравилось, когда в Facebook кто-то запостил: «Думай, а не верь». Мы всё время хотим верить во что-то, а я считаю, что просто надо думать, что делать и как жить.
