Давид Герингас: «Мы не музыку любим, а наше впечатление от нее»

В Москве открывается VIII фестиваль Бориса Андрианова Vivacello, посвященный исключительно виолончельной музыке. Среди участников — представители разных поколений и школ. Специальный гость — прославленный Давид Герингас, отмечающий в этом году 70-летие. Корреспондент «Известий» побеседовала с юбиляром накануне выступления.

— В Большом зале консерватории вы исполните сонаты Бетховена. Чем обусловлен выбор?

— Первая соната — настоящий Бетховен. Отталкиваясь от нее, юношеской и живой, интересно проследить трансформацию — от светлой, хотя и серьезной, молодости, через романтические переживания Третьей сонаты к зрелой мудрости в Пятой, где композитору уже не нужно 32 такта, чтобы высказаться, — он пользуется короткими мотивами. И тем труднее это играть — если что-то пропустишь, появляется недосказанность. Заканчивается всё грандиозной фугой. Для меня это самая актуальная программа для празднования 70-летия.

— Ваш партнер — Филипп Копачевский, музыкант совсем другого поколения…

— Филипп заменит английского пианиста Иана Фонтейна, с которым мы дважды записали на СД, а в апреле исполнили все сонаты Бетховена в один вечер. Сейчас мы с ним относимся к этой музыке как к любимой книге. Когда начинаем «читать» — каждый раз открываем новое, поэтому не любим репетировать эту программу. К сожалению, 20 ноября Иан занят, но с Филиппом мы находимся в творческом процессе. Уже на первой репетиции нашли общий язык, он очень проницательный пианист.

— Вы были и остаетесь хорошим другом Софии Губайдулиной, которой в конце октября исполнилось 85 лет. Почему празднование этой даты несопоставимо по масштабам с торжествами, посвященными советским классикам?

— Наверное, это влияние времени. Люди не придают большого значения композиторам, с именами которых связана последняя четверть XX века. Впрочем, по моему мнению, частота исполнения произведений того или иного автора всегда находится в прямой зависимости от солистов или дирижеров. Валерий Гергиев — яркий тому пример.

В этом году он задался целью сыграть все произведения Сергея Прокофьева, и он это реализует. Причем его интерес не ограничивается популярными партитурами. Гергиев берет на себя функции первопроходца и включает в программы редко звучащие неизвестные произведения. 

— Пример хороший, но согласитесь, огромный пласт сочинений, родившихся после Прокофьева и Шостаковича, практически не выходит за пределы фестивальных программ.

— Такие композиторы, как Кшиштоф Пендерецкий, уже давно пытаются выйти из этой тупиковой ситуации — они сами исполняют свои сочинения, возвращаясь к практике композиторов начала XIX века. Тот же Бетховен сам организовывал издание партитуры, находил зал, оркестр. Наверное, у него были помощники, но все это входило в сферу его ответственности. Он сам дирижировал.

Был и другой случай: Роберт Шуман, как известно, однажды заболел — переиграл руку, что положило конец его карьере как сольного исполнителя. Зато Клара Вик, его жена, оказалась прекрасной пианисткой. С тех пор и пошло раздвоение — появились солисты.

Судьба того или иного сочинения неразрывна с устремлениями исполнителя. Я пытаюсь идти по этому пути всю жизнь. Написанный для меня концерт Софии Асгатовны я сыграл около 50 раз, приезжал с ним в Казань, чтобы открыть I фестиваль Concordia. Тенденции последнего времени таковы, что публика интересуется новейшими произведениями, когда композитор продолжает работать так же активно, как Губайдулина. В то же время написанная 20 лет назад музыка оказывается на обочине и продвигать ее сложнее.

— Это проблема продуктивных композиторов?

— Да, например таких как Эрнст Кшенек. Он посвятил мне свое последнее произведение — Dyophonie для двух виолончелей. Мы сыграли его в 1988 году в Любеке. Всего тогда прозвучало 25 произведений Кшенека — камерных, ансамблевых. Эти программы вызвали огромный интерес. А многие его произведения и сейчас еще ни разу не звучали. Но для этой миссии первооткрывателя нужно время.

— Порой продуктивные композиторы сами создают себе конкуренцию?

— Конечно. К примеру, Йозеф Гайдн. Когда мы начинаем говорить о том, как любим его музыку, не можем ничего сказать о его 77-й или 99-й симфонии, к примеру. То же самое с Моцартом. Мы знаем только 5–10% его наследия. Своими глазами наблюдал такой курьезный случай.

В день рождения Моцарта, 27 января, журналисты одного из каналов немецкого телевидения расспрашивали прохожих о любви к его музыке. Кто-то восторженно ответил, что Моцарт — его кумир, и напел мелодию, которая оказалась менуэтом Луиджи Боккерини. Сюжет с гордостью крутили каждые полчаса. Мне было очень интересно, чем всё закончится. Наконец голландский шоумен, которого пригласили в качестве гостя в студию, не выдержал и сказал: «Это же не Моцарт!» Ведущая очень удивилась. Так что люди в массе своей сами не знают, что они любят.

— Некоторые музыканты действуют радикально, как ваш наставник — Мстислав Ростропович, который сыграл виолончельный концерт Дютийе дважды за один вечер. Вы поддерживаете такой подход к продвижению новой музыки?

— Это произошло в Экс-ан-Прованс, и публика прореагировала очень сдержанно. А Мстислав Леопольдович считал, что Дютийе написал невероятную музыку, и сказал залу: «Сейчас мы сыграем еще раз». И повторил от начала до конца 25-минутное произведение. Потому что никто, даже самый большой музыкант, не в состоянии с ходу расслышать всех красот.

Это как чтение романа — мы можем перечитывать его десятки раз и всегда находить что-то новое. Поймите, что музыки не существует. Это перманентное состояние, отпечатывающееся в нашей памяти. Мы не произведение любим, а впечатление от него.

— Сколько времени должно пройти, чтобы новое произведение стало узнаваемым?

— Курт Зандерлинг сказал замечательную фразу, которая нам очень подходит. Его спросили: «В каком возрасте надо начинать дирижировать Девятую симфонию Бетховена?». Он ответил: «Чем раньше, тем лучше, потому что первые 25 исполнений будет ерунда».

— На днях Санкт-Петербургская консерватория назвала вас своим почетным профессором. Как ваша творческая жизнь связана с этой регалией?

— Я являюсь единственным струнником, удостоенным званий обеих консерваторий — Московской и Питерской, для меня это огромная честь. С Санкт-Петербургом меня связывает концертная деятельность и организованный мной ансамбль виолончелистов. Я неоднократно выступал с Гергиевым, дважды открывал сезон с Темиркановым. Так что был очень рад опять приехать туда с моим любимым концертом Шостаковича.