«Памятники культурного наследия — стратегический приоритет России»
2 декабря состоится ежегодное заседание Совета при президенте по культуре и искусству. В предверии этого события на вопросы обозревателя «Известий» ответил министр культуры Российской Федерации Владимир Мединский.
«Значительную долю населения отсутствие цензуры возмущает»
— В повестку заседания совета войдут насущные вопросы о свободе творчества и праве на творческую деятельность. Хотелось бы узнать позицию министерства — в частности, по поводу наличия цензуры в России.
— Тяжело искать черную кошку в темной комнате, если ее там нет. Скажу эту расхожую фразу, и ею вопрос о цензуре может быть закрыт. Нет в России никакой цензуры. Для одних — к счастью, для других — к сожалению, но это факт. Цензура в стране запрещена. Для ее осуществления нет ни законных оснований, ни технических и организационных возможностей.
— Цензура, по мнению, например, Андрея Звягинцева или Константина Райкина, может быть выражена не только в прямом запрете, но и в госзаказе, и в отказе госчиновников финансировать спорные, по их мнению, проекты.
— Цензура есть предварительное рассмотрение творческого продукта с целью дозволения его для широкой публики. Для этого должен быть какой-то аппарат цензоров — ну, скажем, Бенкендорф или идеологический отдел ЦК или, может быть, Главлит.
Какие свои продукты господа Звягинцев и Райкин когда-либо предварительно показывали? Кто их согласовывал, на каких худсоветах они обсуждались, в каких кабинетах Министерства культуры отсматривались? Когда хотя бы один такой случай будет назван, эту тему имеет смысл обсуждать.
А пока, повторюсь, это просто сотрясение воздуха. Есть рамки, в которых дозволено творить. Они определены законами Российской Федерации и «Основами государственной культурной политики». Это даже не границы — это горизонты. Не могу сказать, что это всех радует. Значительную долю населения, скажем откровенно, отсутствие цензуры возмущает. Мнения народные вообще крайне противоречивы.
— Можете привести конкретные примеры?
— Конечно. В Министерство культуры идет поток писем и претензий. Мне в соцсетях постоянно пишут: «Доколе это можно терпеть, введите уже наконец цензуру!» Мы вежливо отвечаем, что если в этом спектакле нет нарушения законодательства по пунктам один, два, три, четыре, пять и так далее, то это — вопрос творчества. Запрещать его на основании вкусовых моментов — что кому-то нравится, а кому не нравится — мы считаем недопустимым.
— Тем не менее «вкусовые моменты» в деятельности общественных организаций и отдельных деятелей, «закрывающих» неугодные выставки, присутствуют с нарастающей регулярностью.
— К деятельности общественных организаций, которые вы имеете, наверное, в виду, Министерство культуры не имеет ни малейшего отношения и узнает о них из сообщений СМИ. Что касается моей личной оценки, то она негативная. Одинаково плохо отношусь ко всякого рода крайностям. Хамство в отношении фотоэкспозиции с поливанием экспонатов мочой — злостное хулиганство.
Точно такой же мерзостью являются пляски непотребных девиц в храме, поджигание дверей, рисование фаллоса на мосту — все эти акции из этой же серии. Пресечение их — в компетенции правоохранительных органов.
— Порой они медлят с реакцией.
— Общество — сложный и многогранный организм. Когда вы делаете нечто с целью эпатажа, то должны понимать, что у вас будут ярые сторонники, которые будут вам, повизгивая, подтанцовывать на паперти, и такие же яростные противники, которые захотят выразить свой протест, и форма протеста может быть крайне резкой. То есть вы должны осознавать правовые и физические последствия своих деяний.
Поэтому, наверное, девицы и выплясывали в православном храме, им хватило ума не идти в мечеть. Там бы последствия оказались трагическими. Боюсь, что и полиция не успела бы вмешаться.
— Не берут ли на себя функцию цензоров экспертные советы того же Минкультуры, которые определяют, давать деньги на производство того или иного фильма, или не давать? Не дали, к примеру, средств на остросоциальный «Завод» Юрия Быкова.
— На питчингах всегда поддерживается меньшее количество проектов, чем заявляется. Первая причина, о которой мы говорим всегда открыто: денег на всех не хватает. И вторая — не все предлагаемые к защите продукты представляют собой творческую ценность.
Только сегодня беседовал с одним из членов комиссии экспертных советов по документальному кино. Уважаемый человек, автор множества документальных фильмов, с возмущением говорил, что некоторые заявки, посвященные конкретным историческим событиям, представляют собой перепечатанную «Википедию». Даже сноски не убирают, не переформатируют текст. Подают заявку на фильм, скажем, о докторе Пирогове и прилагают статью из «Википедии».
Вот вам глубина проработки материала, а претендуют люди на государственный грант. Для недопущения подобных вещей и существуют экспертные советы, которые состоят в основном из творческих людей. А в некоторых советах — в частности, по званиям и наградам — и чиновников-то, по сути, нет. Может, один или два для формальной подписи.
Поэтому, когда мне звонят и возмущаются: «Такому-то не дали звание заслуженного артиста, а такого-то совет не пропустил на звание народного. Почему министр не реагирует?», я говорю: «Не могу. Задавайте эти вопросы друг к другу и не просите, чтобы министр решал, какой из скрипачей достойнее». С фильмами и спектаклями всё то же самое.
«Нашей отрасли необходим закон о меценатстве»
— Вопрос «дали — не дали», наверное, не стоял бы так остро, если бы человек, не получив деньги у государства, без проблем получил их у частного инвестора.
— Многие получают. Например, свой первый фильм «Возвращение» Андрей Звягинцев, насколько мне известно, снял на деньги частного инвестора. Хорошее кино. Гораздо лучше, чем «Левиафан».
— Это единичный случай. Нормой он может стать, когда в полную силу заработает закон о меценатстве. Как считаете, это возможно в ближайшем времени?
— Пока закон о меценатстве — декларация. К ней необходим механизм применения. Его мы очень долго искали, потому что не могли найти компромисса с Министерством финансов. Опасения Минфина нам понятны: под прикрытием меценатства можно уходить от налогов. Будут «наличить», меценатствовать собственным карманным фондам, тут же созданным домашним картинным галереям и так далее.
Но мы в тяжелейшей дискуссии нашли формулу. Согласно ей, поддерживаются только государственные учреждения культуры, а их у нас 99%, при этом в первую очередь учреждения небольшие — краеведческие музеи, районные и областные художественные галереи, провинциальные театры.
— В чем принципиальная новизна этой формулы?
— С принятием этого закона появится больше меценатов среди среднего бизнеса, я надеюсь. Проблема в том, что сейчас меценатство, по сути, возможно только из прибыли предприятия. А она есть у больших компаний, корпораций. Штаб-квартиры у них в столицах, и руководитель даже местного офиса корпорации не может принять решение о поддержке на месте той или иной картинной галереи. Ему для этого санкция Москвы нужна.
А так их руководители смогут просить поддержки у местного среднего бизнеса. Определенную долю затрат на меценатство предприятие будет закладывать в себестоимость своей деятельности.
— В какой стадии находится разработка закона?
— Законопроект подписали руководители обеих палат Федерального собрания и ряд авторитетных депутатов, руководителей профильных комитетов. Мы специально не стали инициировать его от Министерства культуры, хотя имели непосредственное отношение к его разработке. Важно, чтобы это был в полном смысле слова общественный проект. Теперь стоит задача довести его до конца.
Планирую встретиться с Вячеславом Викторовичем Володиным и просить его, чтобы этот закон попал в приоритетную повестку Государственной думы — он очень и очень нужен нашей отрасли. Он, конечно, не перевернет Землю, но создаст условия для среднего бизнеса вкладывать деньги в поддержку учреждений культуры.
«Старинная архитектура — огромное конкурентное преимущество страны»
— «Дело реставраторов» притормозило процесс реставрации памятников культуры в стране. Считаете ли вы, что воссоздание Росохранкультуры — структуры, которая в свое время независимо от Минкультуры занималась сохранением и воссозданием архитектурного наследия, улучшит ситуацию?
— Воссоздание Росохранкультуры — вопрос компетенции главы правительства и президента. Когда депутаты Госдумы на одном из совещаний обратились к нам с вопросом, считаем ли мы возможным такой вариант, мы ответили, что да, эта инициатива была бы полезной, но при соблюдении ряда условий.
Эти условия связаны с формированием дополнительного штата сотрудников, выделением финансирования, и вообще — с выведением в приоритетную самой темы восстановления наших памятников.
— На какой уровень должна быть выведена тема?
— Считаю, что это может быть формат национальных стратегических приоритетов. Если мы возьмем Европу, по крайней мере Центральную и Западную, то увидим, что из всего объема строительных работ (имею в виду города) уже больше половины не новострой, а воссоздание, либо реконструкция памятников.
Мы понимаем, что наличие старинной архитектуры — огромное конкурентное преимущество нашей страны. И с точки зрения привлечения туристов, и своеобразия облика города и, наверное, его духовного самоощущения. Но проводить аппаратные реформы формально смысла не имеет. Только в случае, если за этим стоят дополнительные деньги и штаты. Наш департамент, занимающийся вопросами охраны объектов культурного наследия, включает всего 25 человек плюс небольшие территориальные подразделения. Так что надо действовать всегда сообразно возможностям.
— А туризм не является лишней нагрузкой для вашего ведомства? Оно ведь называется Министерством культуры, а не культуры и туризма, как в некоторых странах.
— Министерство культуры ни в коем случае не перетягивает на себя дополнительные полномочия. У нас другой подход. Чем нам должно заниматься, тем мы и занимаемся. В части туризма это только государственная политика, то есть законодательство.
У нас огромный закон о туризме принят. Еще больше не принятых законодательных инициатив. Мы по-прежнему выступаем за снижение визовой нагрузки, за освобождение отрасли от налогов, и здесь традиционно дискутируем с МИДом, с силовиками, с Минфином. Нормальная рабочая дискуссия, в итоге которой родится истина.
«К коллеге Васильевой и ее идеям отношусь с большой симпатией»
— Министр образования Ольга Васильева дала интервью, где, в частности, одобрила мифологизацию исторических личностей. Посколько современное искусство — кинематограф, монументальная скульптура — так или иначе с этим сталкивается, любопытно услышать ваше мнение.
— Полностью разделяю ее позицию. Любое историческое событие, завершившись, становится мифом — положительным или отрицательным. Это же можно отнести и к историческим личностям.
Наши руководители госархивов должны вести свои исследования, но жизнь такова, что люди оперируют не архивными справками, а мифами. Справки могут эти мифы упрочить, разрушить, перевернуть с ног на голову. Ну а общественное массовое сознание всегда оперирует мифами, в том числе и в отношении истории, поэтому относиться к этому нужно трепетно, бережно, осмотрительно.
Что касается коллеги Васильевой, должен сказать откровенно, что отношусь к ее деятельности не просто с уважением, но еще и с большой симпатией, потому что она историк, мы находимся на одной волне. И чувствую, что она глубоко, искренне, по-человечески болеет за свое дело, а это очень важно.
Ее позиция в отношении, например, обязательных уроков труда мне как отцу уже трех школьников крайне симпатична. Считаю это правильным. Дома порой не заставишь посуду помыть... Поэтому пусть работают, убирают и классы, и холлы, и школьную территорию. Мы убирали. Потом сами — искренне следили за чистотой и порядком. Ведь жалко своего труда. Кстати, даже в платных американских школах, которые так любят приводить в пример квазилиберальные оппоненты, у каждого ученика есть общественная нагрузка — помощь в офисе и на кухне.
— Трудовое воспитание, бесспорно, нужная вещь. А в плане образования как собираетесь сотрудничать с новым министром?
— Надеюсь, что при непосредственном участии министра Васильевой получат развитие идеи, которые мы не смогли реализовать раньше. Например, появится курс «100 лучших фильмов», сопряженный с курсами истории и литературы в средней школе. Мы отобрали сто лучших российских фильмов, «очистили» их от прав, снабдили профессиональными комментариями плюс по каждой картине сняли 15-минутный образовательный фильм.
Все это разместили на нашем портале «Культура.рф». То есть получился полный набор видео- и печатных материалов по различной тематике. Каждый фильм — срез истории нашей страны, часто экранизация великих литературных произведений. Очень хочу, чтобы Минобрнауки поддержал этот проект, потому что одно дело про Невскую битву на пальцах рассказывать, а другое дело — фильм Эйзенштейна показать.
«У наших кинопроизводителей в голове конфликт интересов»
— Вопрос по Году кино, который практически завершился.
— Еще полтора месяца. Масса премьер впереди.
— Но итоги уже подводят. По вашим ощущениям, Год удался?
— Он удается. У нас вышло много хороших фильмов. Неплохая ситуация с кассовыми сборами, хотя по-прежнему наши кинематографисты существуют в условиях дикого капиталистического рынка — без всяких преференций и защиты отечественного производителя. Наш рынок должен защищать себя протекционистскими мерами, и на следующем Совете по кино мы внесем в этой связи предложения.
Здесь может быть несколько подходов. Либо квотирование, то есть административная защита, либо защита финансовая. Еще вариант — мы должны «заливать» деньгами: тратить на отрасль не 5 млрд, а 50. Но это невозможно.
— Вы лично к квотированию склоняетесь?
— Я склоняюсь к тому, что без протекционизма мы не можем на равных конкурировать с Голливудом. А квотирование — действенная мера. Против него, к сожалению, синхронно выступают кинотеатры, дистрибуторы и кинопроизводители.
— Первые два игрока теряют деньги, их позиция объяснима. Но производители российских фильмов вроде бы должны вас поддерживать?
— На деле у наших кинопроизводителей зачастую в голове конфликт интересов. Как российский производитель он выступает за квотирование, но поскольку при этом еще владеет кинотеатрами, то его желание уменьшается в разы.
Производители, которые находятся вне прокатного бизнеса, просто боятся, потому что владельцы киносетей разговаривают жестко. Выступишь за квотирование, все твои фильмы с проката снимем — дома на видеоплеере будешь показывать. Поэтому в ситуации с квотированием может быть только волевое решение. Ждать, что рынок сам этого захочет и обратится к нам с мольбой, бесполезно.
— Но вы и не ждете. Действуете другими способами: релизы, например, регулируете.
— Да, осторожно и аккуратно это делаем — отечественным фильмам приоритет. Стараемся развивать сеть проката — открыли маленькую толику из запланированных в глубинке 450 современных кинозалов, к ним в следующем году добавим новые кинозалы уже в городах с населением более 100 тыс. человек. В этом году поддержали 24 кинодебюта по сравнению с тремя в прошлом году. Начиная со следующего года, планируем сделать еще более прозрачной систему финансирования Фонда кино.
— Фонд кино за последние годы реформируется в третий раз. Структура не оправдывает ожиданий?
— Три года назад мы реформировали старую систему финансирования, сводившуюся, грубо говоря, к раздаче средств поровну всем заявителям — без утверждения тем и защиты проектов. Поработали еще три года в новом формате питчингов и увидели его недостатки.
Теперь пытаемся выработать оптимизированный вариант, идеально прозрачный, стопроцентно лишенный даже теоретической коррупционной составляющей. Он будет жестко мотивировать участников этой системы на производство востребованных фильмов — тех, что доходят до зрителя. Кстати, мэтры эту реформу поддерживают.
— Неудивительно. Мэтры, в отличие от дебютантов, всегда найдут на свои проекты частные деньги.
— Они-то как раз готовы биться в конкурентной среде. Главные противники новой реформы — продюсерские компании второго уровня, которые боятся конкуренции. То, что мы делаем, позволило поддерживать долю российского кино на уровне 20%. Но этого всё равно мало. Лучше, чем бывшие 14%, но мы хотим большего.
«Менеджеры «Сатирикона» должны уметь торговаться»
— Кстати, про «мало». В 2017 году на 6% будет урезан бюджет на культуру. Уже можно сказать, какие отрасли недополучат финансирование?
— Бюджет пока еще не принят. Каждый день мы бьемся за какие-то добавки, пытаемся защитить наш бюджет максимально. Мы и в 2015, и в 2016 годах, как вы знаете, не сократили совокупное государственное дотирование ни одного нашего учреждения. Финансовый кризис напрямую на наших учреждениях не отразился.
Исключение — Большой театр и Эрмитаж, которые финансируются отдельной строкой. У них в 2015–2016 годах государственное дотирование сократилось по отношению к 2014-му. Но у этих учреждений много инвестиционных проектов — они идут отдельно.
А остальные — как получали в 2014-м, так и получают. Некоторые даже больше, как, например, «Сатирикон» Константина Райкина, получивший дополнительные средства на аренду здания КВН. У них, к сожалению, так и не открылся театр после реконструкции, проводимой (а точнее — так и не проводимой) частными инвесторами.
— Не поняла. Речь в известном выступлении шла о недофинансировании.
— Совокупное финансирование театра увеличено — со 175 млн в 2014 году до 210 — в нынешнем. То, что из этой суммы часть денег уходит на аренду, — другой вопрос. Но они же не хотят давать представления в МХАТе имени Горького или в филармонии на Юго-Западе, где можно было бы оговорить льготные условия. Они, естественно, не хотят уезжать далеко от «Сатирикона» — быть рядышком, в здании КВН.
Это по-человечески понятно — там, наверное, удобно, но это желание ведет к дополнительным бюджетным затратам, ибо продажа билетов, к сожалению, не отбивает стоимость спектаклей и затраты на аренду. Однако совокупное финансирование увеличилось, надо же честным быть…
— Но вы же достигли консенсуса с представителями театра, как сообщалось.
— Консенсуса мы достигли в том, что «Сатирикон» попросил дополнительного финансирования на новую премьерную постановку и мы пообещали сразу после утверждения бюджета этот вопрос решить. Но ни одной дополнительной копейки на аренду мы дать не сможем.
Менеджеры «Сатирикона» (я не имею в виду Райкина, он режиссер и актер, это вообще не его задача) в условиях падающего рынка должны уметь торговаться и снижать аренду. Они арендуют все: и сцену, и офисные помещения. Торгуйтесь! Сейчас рынок аренды в Москве на дне. Когда вы оперируете бюджетными федеральными деньгами, то должны торговаться втройне, потому что это деньги налогоплательщиков.
«Соцсети — имитация жизни. Надо читать книги»
— Вы участвовали в чтении «Мастера и Маргариты» в акции Google. Это по велению сердца или по служебной обязанности?
— Это момент, когда сердце и обязанности бьются в едином ритме. Популяризация чтения очень важна. Люди читают мало. Информации мы получаем больше благодаря социальным сетям, но 99%— мусор. Недавно прочитал статистику и ужаснулся. В среднем москвич проводит в разных соцсетях 146 минут в день. Это же катастрофа. Имитация жизни. Какая-то беготня за «лайками», какой-то абсурд…
Считаю, что надо читать книги, тем более детям. Не каждый день получается. Но когда прихожу с работы раньше, чем в 23.00, взял себе за правило читать детям какую-нибудь книжку на ночь, хотя бы десять минут. Начал с «Графа Монте-Кристо». Дюма пишет пространно, мне уже самому местами становилось скучно. Решил перейти на сокращенную, адаптированную для детей версию. Почитал ее два вечера, и дети мне сказали: «Читай нормальную книжку. Тут всё галопом по Европам».
Значит, что-то у них в голове остается. Они хотят переживания, мотивацию, а не так — пострадал, спасся, разбогател, всем отомстил. Поэтому проекты, популяризирующие чтение, всегда стараюсь поддерживать, в том числе личным примером.
