Нужно вырастить когорту технопредпринимателей

Можно долго перечислять проблемы, с которыми стал­кивается технологическое предпринимательство в Рос­сии, — их список всегда бу­дет гораздо длиннее, чем пе­речень решенных вопросов, считает заместитель предсе­дателя правления УК «Росна­но» ЮРИЙ УДАЛЬЦОВ, поде­лившийся своим мнением с корреспондентом Алексеем Смирновым.

— Насколько важна включен­ность российских проектов в мировую экономику?

— Начиная оценивать ситуа­цию, мы практически сразу по­нимаем: далеко не весь техно­логический цикл, который необ­ходим для многих разработок, присутствует в стране. Это об­щая для всех стран проблема — без международной кооперации сегодня сложно что-либо разра­батывать.

Например, сейчас все гово­рят о технологиях передачи данных. По проводам приходит­ся проталкивать все больше ин­формации. И буквально каждые два-три года тут появляются но­вые решения. Не фундаменталь­ные вроде перехода с электриче­ских проводов на оптоволокно, а гораздо более нишевые. Такого рода локальное решение позво­ляет какому-нибудь израиль­скому стартапу получить объ­ем заказов в $50–60 млн в год и больше. И это цифры, которые у нас уже относятся к категории среднего бизнеса. Происходит это за счет того, что в израиль­ском стартапе отлично понима­ют, в чем реальная потребность клиентов. Если же у разработ­чика нет возможности напря­мую поговорить с инженера­ми клиентов, поехать к ним или привезти оттуда специалиста, ему очень трудно угадать, какая именно деталь нужна и какие к ней предъявляются требования.

Зачастую мы придумыва­ем что-то очень важное с точки зрения физики, химии или био­логии. А «упаковать» это в пра­вильный продукт по требовани­ям рынка у нас получается го­раздо хуже. То есть понять, что именно продавать, не будучи встроенным в мировые цепочки создания тех или иных изделий, очень сложно.

Российская включенность в мировой рынок очень избира­тельна. Есть, особенно в IT, уди­вительные случаи мирового до­минирования на рынке конкрет­ных решений. О них даже мало кто догадывается. Например, это кодеки для расшифровки фильмов, которыми все поль­зуются. С точки зрения «желе­за» все значительно сложнее. Пожалуй, единственный боль­шой известный пример — наша портфельная компания «Моно­кристалл» с ее лейкосапфиром, сумевшая стать мировым лиде­ром и захватить львиную долю рынка. В остальном же есть от­дельные разовые вкрапления, которые не носят определяюще­го характера.

— Если так важно ориентиро­ваться на глобальные рынки, стоит ли реализовывать проек­ты здесь?

— К сожалению, многие уехали из страны и сделали бизнес за рубежом. Потому что в России, даже если у вас есть идея и вы знаете, как ее «упаковать», воз­никает еще одна проблема. Вам нужно свою разработку как-то прототипировать. Часть необ­ходимых технологий в России просто отсутствует. И для соз­дания прототипа требуется во­йти в кооперацию с партнером. Если вспомнить компанию «Ге­маКор», которая создала уни­кальный медицинский прибор для лабораторной диагностики системы свертывания крови, то дизайн им делали в Швейцарии. В этой стране есть культура соз­дания эргономичного дизайна, который можно продать в кли­нику. Специальный пластик для кувезы, который не активирует механизм сворачивания крови, в России тоже взять было неот­куда. Одним словом, приходит­ся вступать в кооперацию. На этом этапе наступают пробле­мы институционального харак­тера. Часть ключевых техноло­гий просто недоступна, даже по импорту, а то, что доступно, зача­стую дорого и долго. Например, у нас пока нет системы, позволя­ющей быстро проводить тамо­женное оформление небольших по объемам поставок. Сейчас у нас процедура занимает недели, а у них DHL делает поставки за два дня.

Вообще, затянутые сроки ха­рактерны для многих контроль­но-надзорных процедур, не толь­ко для таможни. Взять хотя бы санитарный контроль. Тот, кто занимается медициной или фар­макологией, знает — ввезти в страну биопрепараты очень не­просто.

Из-за большого количества людей, которые используют «дыры» в законодательстве для незаконного обогащения, у кон­тролирующих органов возника­ет желание вводить все новые барьеры. Тем самым закрыва­ются возможности не только для людей недобросовестных, но и для тех, кто ведет бизнес ответственно и честно. Это сни­жает конкурентоспособность, негативно сказывается на той группе предпринимателей, кото­рая нам сегодня категорически нужна для диверсификации эко­номики. В государстве все пони­мают, что эту проблему решать необходимо, но это не такая про­стая задача, как кажется.

С момента своего создания «Роснано» довольно много сде­лало для улучшения ситуации. Однако сказать, что мы при­близились к снятию барьеров на пути технологического пред­принимательства, было бы до­статочно оптимистично.

— Изобретательство поощря­лось еще в советское время. Но как перейти от изобретатель­ства к предпринимательству?

— Если говорить об институтах развития, то институциональ­ные барьеры несколько снижа­ют эффективность нашей рабо­ты. Хотя, справедливости ради, следует отметить, что и в мире нигде нет идеальной среды, это утопия.

Однако в гораздо большей сте­пени нашу работу затрудняет не­достаток качественных проек­тов, отсутствие того самого тех­нологического предпринима­тельства. В нашей стране — так уж сложилось — многие путают технологическое предпринима­тельство с изобретательством.

Изобретатели есть. Раз за ра­зом мне приносят презентации, в которых говорится, что, если сделать то и это, будет «очень здорово» (быстро, точно, много и т.д.). Но всякая попытка спро­сить, сколько это будет стоить, каков потенциальный рынок, как на этот рынок выходить, встречает недоумение. Сложив­шееся с советских времен клас­сическое разделение труда не предполагало, что ученый дол­жен об этом думать. Были Го­сплан, Госснаб — они и думали.

На Западе буквально за по­следние пять–десять лет прои­зошел колоссальный сдвиг. Там ученых приучили к тому, что, даже когда они берут научный грант, они заранее думают, чем их открытие может быть полез­но. Уже на старте можно попы­таться себе представить, каков жизненный цикл того, что вы изобретаете. С учетом этого и изобретать можно по-разному. Можно придумать что-то более быстрое и дорогое, а можно бо­роться за цену продукта. При этом зачастую снижение стои­мости требует глубокого техно­логического изменения, что с научной точки зрения не менее ценно, чем быстрое и дорогое изобретение. Например, если посмотреть на рынок транси­веров, несложно заметить, что между основными игроками су­ществует негласный консенсус относительно предельной стои­мости 1 гигабита переданной ин­формации. И если ваш транси­вер в эту планку не укладывает­ся, то, будь он самым быстрым в мире, его никто не возьмет. Вместо него поставят два или десять более медленных, но де­шевых.

— Как же все-таки вырастить новый класс предпринимате­лей?

— Один из корней проблемы де­фицита технологических пред­принимателей сидит очень глу­боко, почти в культуре. Для на­чала нам самим надо признать, что предприниматель — чело­век хороший и нужный. Он соз­дает ценности и рабочие места, обеспечивает конкурентоспо­собность страны и не является потенциальным преступником.

Выращивать технологиче­ских предпринимателей нужно со школьной скамьи, с институ­та. Самая перспективная среда — выпускники естественно-на­учных вузов. У них достаточное базовое и специальное образова­ние, которое позволяет им разби­раться в инновациях и техноло­гических рисках. И если попы­таться их достаточно рано про­филировать и рассказывать им, что есть жизнь помимо написа­ния научных статей и диссерта­ций, появится шанс, что в конце концов из них прорастет когорта предпринимателей.

Надо понимать: когда мы го­ворим о дефиците технологиче­ских предпринимателей, это во­все не означает, что в России они отсутствуют как класс. Есть до­вольно много успешных историй в IT-секторе, они все на слуху. Нельзя не упомянуть «Транзас» — ведущего мирового разработ­чика и производителя морского бортового и берегового оборудо­вания, электронно-картографи­ческих систем, морских элек­тронных карт. Конечно, «Моно­кристалл» — ведущий мировой производитель синтетического сапфира, продемонстрировав­ший удивительную устойчивость даже на фоне кризиса.

Возвращаясь к российской си­туации, примеры успешного тех­нологического предпринима­тельства, безусловно, есть. Но у нас проблема с плотностью сре­ды. Успешных историй пока ма­ловато для того, чтобы выстрои­лась сеть, которая сделала бы их не отдельными единичными слу­чаями, а нормой.

— Как в целом оцениваете пер­спективы России как страны, где развиваются современные технологии?

— Это прежде всего Big Data и Deep Learning — обработка больших массивов информации и системы искусственного ин­теллекта. В этой области с ком­петенцией и математической базой в России все в порядке.

Если говорить о биологии и примыкающих к ней областях, так называемых «омиксных» технологиях, то мы сейчас здесь довольно прилично отстаем, но это не слишком капиталоемкое направление, и догнать конку­рентов можно быстро. Мы сей­час этим занимаемся.

Что касается физики и хи­мии, есть вполне определивша­яся тенденция к разработке раз­нообразных функциональных покрытий. Их уже много, а по­явится еще больше. Чтобы гра­мотно встроиться в эти процес­сы, нам необходимо правильно выбрать нишу на рынке и актив­но бороться за экономику реше­ний. Все это будет востребовано, если будет достаточно дешево.