Стафис Ливафинос: «Русская драматическая школа — большая река» | Статьи

Свое 95-летие Театр имени Евгения Вахтангова отметил премьерой греческой трагедии «Царь Эдип» в постановке Римаса Туминаса. В проекте принял участие греческий национальный театр. Его художественный руководитель Стафис Ливафинос рассказал «Известиям», как создавался спектакль, ставший событием не только в России, но и в Греции.

— Как родилась мысль о совместной постановке с Театром имени Вахтангова?

— Я очень ценю Римаса Туминаса и влюблен в его работы. И уже давно у меня была идея что-то сделать совместно с театром такого уровня, как Вахтанговский. Мне хочется открыть греческий национальный театр как миру, так и самому искушенному зрителю — российскому. Я встретился с Римасом и предложил сделать совместный спектакль. И он одобрил эту идею.

Правда, все знакомые говорили мне: «Слушай, такие вещи невозможны. Это очень трудно». Но всё же Римас нашел финансирование, и я нашел деньги: вместе мы поверили в эту историю. В итоге мои ожидания оправдались.

— Премьера «Царя Эдипа» состоялась прошлым летом на сцене древнейшего амфитеатра в Эпидавре. Правда, что на нее пришли, как говорят, 14 тыс. зрителей?

— Нет, если битком — театр вмещает около 11 тыс. У нас было немного меньше, но художественный успех был велик. Это событие стало экспериментом не только для нас, но и для зрителей. На одной сцене — греческий хор, русские актеры. Такое зрелище им было в новинку.

— Как греки отреагировали на то, что главные роли в трагедии Софокла играют русские?

— Театр не работает по национальному признаку. И у нас не как в футболе, где важно, кто больше голов забьет. Это одно художественное целое. Русский и греческий языки в одной постановке произвели очень сильный эффект.

— Артисты Национального театра Греции в спектакле играют греческий хор. И все свои монологи они читают на родном языке.

— Хор — очень важная составляющая в греческой трагедии. В нем кроется некая театральная тайна. Римас Туминас соединил хор с остальным действием. У Софокла он оказывает воздействие на зрителя таким образом, что у публики возникает доверие к происходящему на сцене. Эффекта добавляет, конечно, греческий язык, на котором поют хористы. Это актеры Национального театра Греции, которых по кастингу отбирал композитор Теодор Абазис. Некоторые из них — очень известные.

Если говорить языком аллегорий, сегодня хор — это утраченная реальность. Мы не существуем как хор. Но мы можем стать хором в некоторые моменты нашей жизни.

— Древнегреческая трагедия «Царь Эдип» может быть и поучительной...

— Греческая трагедия имеет политическую функцию — она лежит в основе жанра. И не ищите в ней положительных или отрицательных героев. Такого понятия там не существует. Перед судьбой и смертью все едины. Это — рок. А значит, все герои — роковые.

— 2016 год был объявлен перекрестным Годом культуры России и Греции. Вы ощущали влияние российской культуры?

— Это влияние не увидишь просто так. Надо очень-очень присматриваться. Например, в области театра был наш совместный проект с Театром Вахтангова. Но вообще в целом влияние российской культуры ощущается постоянно. Все знают про систему Станиславского, про русскую драматическую школу. Я сам выходец из «русской школы». Захотел обучаться режиссуре в ГИТИСе и приехал в СССР, еще при Черненко. Помните, был такой генсек? Пока учился, началась эпоха Горбачева. Очень интересное время было. Уникальное, я бы сказал. И я был свидетелем тех перемен.

— Вам всё нравилось?

— Не буду судить так поверхностно — нравится, не нравится. Этот период я всегда буду помнить с огромной благодарностью и любовью. Во-первых, я выбрал вашу страну. Во-вторых, я ехал сюда не за лучшей жизнью, а за духовной. Меня интересовала культура и особенно — театр. Дефицит в бытовых вещах, конечно, чувствовался. Но я особенно не волновался — поскольку всегда мог вернуться обратно.

— У нас в стране к Горбачеву очень разное отношение.

— Для меня он — трагическая персона. Мы не знаем, что было бы, если бы на месте Горбачева оказался кто-то другой. Но больше меня интересовало то, что происходило в искусстве, не в политике. Могу с уверенностью заявить: это было время ренессанса. Выходили книги, запрещенные ранее, ставили пьесы... Я оказался в эпицентре культурных событий.

— Вы поехали в СССР, получив образование на родине?

— Да, я имел актерское образование и еще окончил университет по специальности «английская литература». В ГИТИСе моим педагогом был Андрей Гончаров, худрук Театра Маяковского. Моя дипломная постановка «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» даже вошла в репертуар этого театра. Ее мы ставили вместе с Сергеем Голомазовым, с ним же и играли. Потом я уехал, а спектакль шел на сцене еще лет десять.

— В 1990-е вы вернулись в Грецию и там начали внедрять русскую драматическую школу?

— Русская школа тем гениальна, что это большая река, в которую вливаются разные течения. Вахтангов, Мейерхольд, Таиров, Эфрос, Ефремов, Товстоногов, Захаров, Гончаров, Додин... Ну и, конечно, Станиславский — великолепное явление XX века. Мы стараемся вникнуть в его мышление. Что, конечно, непросто. Потому что он — гений.

— Вы приезжаете в Россию несколько раз в год и читаете лекции по древнегреческим трагедиям.

— И не только. Еще и про эпос, «Илиаду», например. Когда режиссер сталкивается с такими текстами, он должен придумать огонь.

— Огонь?

— Да, как люди на земле когда-то добыли огонь, чтобы не замерзнуть. Режиссер не может работать по заготовкам. Он должен придумать свои инструменты. Ими он и добудет огонь, который зажжет зрителя. Я считаю, что режиссура — это шаманство. Но я не шаман. Я просто стараюсь провести моих слушателей через путь, который прошел сам...

Справка «Известий»

Стафис Ливафинос — художественный руководитель Национального театра Греции. Родился в Афинах. Окончил театральную школу Пелоса Катселиса. Работал худруком экспериментальной сцены Национального театра Греции. Основал первую в Греции школу театральной режиссуры. Преподавал в Гарварде (Институт американского репертуарного театра), читает лекции по теории драмы и трагедии.