Дважды три сестры
В новом спектакле БДТ «Три сестры» Владимира Панкова женских персонажей играют одновременно два состава — более молодой и возрастной. Режиссер, исследуя проблему Времени в жизни человеческой, соединил в одном пространстве разные ее фазы.
На сцене — сестры, вполне соответствующие тому, «как написано»: сдержанная, исполненная достоинства Ольга Татьяны Аптикеевой, «обложечная» красавица Маша Полины Толстун, ломкая, несколько инфантильная Ирина Алены Кучковой. И эти же героини спустя десятилетия. Высохшая, порой напоминающая гарпию, при этом исполненная стойкости Ольга (Елена Попова), Маша (Мария Лаврова), укрывшая былую любовную истому религиозной обрядностью. Наконец, Ирина (Людмила Сапожникова), которая играла эту роль еще в знаменитом спектакле Георгия Товстоногова, поставленном в 1960-х.
Молодой состав вызывает вопросы: модельная красота Толстун не всегда преодолевается душевным порывом, на «характерной» Кучковой не вполне «сидит платьице» инженю. Зато от постаревших героинь не оторвать глаз: такой внутренний драматизм, что молчание красноречивей монологов. И Ирина-старшая, несмотря на возраст, более подходит к амплуа «инженю-лирик», чем ее alter ego: и лиричность, и прозрачность души более очевидны.
Мужской состав уступает женскому. Непонятно, какие достоинства привлекли Машу в Вершинине: игра Андрея Аршинникова пока сводится к обозначению героя-любовника в военной форме. На фоне острой и выразительной Натальи Ивановны (Елена Ярема) затерялся невнятный Андрей (Антон Шварц). Разве что образ Тузенбаха (Виктор Княжев) получился живым, данным в развитии.
Может показаться, что спектакль из разряда «актерских», но это отнюдь не так. Работы артистов вписаны в сложно устроенную, «формалистскую» сценическую ткань. Новый руководитель «Центра драматургии и режиссуры» Владимир Панков больше известен как основатель коллектива SounDrama, экспериментирующего на пересечении театра и музыки. Неудивительно, что своих коллег он тоже привлек и к этой постановке. Сценограф Максим Обрезков, художник по свету Николай Сурков, композиторы Артем Ким и Сергей Родюков, хореограф Екатерина Кислова — все они саундрамовцы, соратники режиссера, обеспечившие действу высокий постановочный уровень.
Сценограф создал единую на все четыре действия декорационную среду — кирпичные стены напоминают о павильоне старого доброго театра. С течением времени пространство преображается. Сначала оно кажется интерьером особняка: скамья с массивной резной спинкой, стол с самоваром, старинные часы. Позже, когда стеклянный потолок излучает мощный свет, разрезающий дымовую завесу, и загораются свечи, это уже не дом, а храм. А ближе к финалу все выразительные средства работают на другой образ: получается, говоря строками Пастернака, «вокзал, несгораемый ящик / Разлук моих, встреч и разлук…».
Непременный атрибут действия — музыка. Оркестранты БДТ одеты в костюмы чеховской эпохи и играют то в оркестровой яме, видимые глазу, то на дальнем плане, встроенные в затейливый мизансценический рисунок — с двоящимися и троящимися персонажами, безымянными «хористами».
Соединяя в одном пространстве разные времена, Панков подчеркивает, что сам процесс воспоминания, лирическая обращенность в прошлое куда важней событийной канвы. В россыпи сцен, бесконечно наплывающих друг на друга, легко заплутать. Правда, иногда энергетическая волна словно разрезает невидимую стену между сценой и залом. Мощным «выдохом» становится финал, когда уже убит Тузенбах, уехал Вершинин и понятно, что «бобики» и «софочки» тотально изменят этот Дом. Но звучат слова сестер: «хочется жить», «жизнь наша еще не кончена».
Только произносят это сестры постаревшие, что сильно корректирует смысл. Одно дело смотреть в светлое будущее, когда тебе 20 лет, и совсем другое — найти силы сказать это без цинизма, когда лучшая пора далеко позади. Эти сестры находят силы. Слова, врезавшиеся в память разных театральных поколений, звучат искренне, обнадеживающе. По-чеховски.
