«Когда личные отношения берут верх над деловыми, начинаются проблемы»

22 июля Михайловский театр дает последнюю премьеру 180-го сезона — «Пламя Парижа» в постановке Михаила Мессерера. О том, что будет манить публику на площадь Искусств в следующем сезоне и в более отдаленном будущем, «Известиям» рассказал гендиректор Михайловского Владимир Кехман.

— Под занавес сезона вы обновили руководящий состав и балета, и оперы. Михаил Мессерер избавился от титула «приглашенный»: теперь он главный балетмейстер.

— Да, мы подписали контракт до конца 2016 года. Я уговорил его проводить в России больше времени, чем в Лондоне. Сейчас составляем план постановок на все три года, после чего, возможно, будем вместе искать нового художественного руководителя балета.

— Почему «возможно»?

— Потому что, по моему убеждению, худруком может быть только хореограф. Даже самый великий танцовщик или менеджер не способен стать лидером балетной труппы. Если мы с Михаилом Григорьевичем найдем среди ныне живущих хореографов интересную фигуру, человека, который сможет переехать в Петербург, то пригласим его. Жизнь в Петербурге — принципиальный момент.

— Но ваш новый худрук оперы Василий Бархатов сказал «Известиям», что не переедет в Петербург.

— Переедет. Мы ему уже кабинет в театре готовим, и служебную квартиру. Как можно быть худруком, если не находиться в Петербурге? Кстати, мы хотим, чтобы он привез к нам свой московский проект «Опергруппа». Уже договорились с Андреем Могучим о спектаклях на сцене БДТ, может, и Мариинка присоединится.

— Начо Дуато после ухода в Берлинский балет остается, как и планировалось, хореографом-резидентом?

— Почти на весь его репертуар у нас есть лицензия на пять лет вперед. Мы распланируем блоки спектаклей, и когда Начо приступит к работе в Берлине, у него уже будет готовый план приездов в Михайловский. Кроме того, он будет ставить один-два новых спектакля в сезон. Его сердце все равно в Михайловском театре.

— Расскажите о репертуарном плане балетной труппы.

— Следующий сезон начнется с очень красивого «Щелкунчика» Начо Дуато. В марте 2014 года поставим «Тщетную предосторожность» Фредерика Аштона. В мае этого же года Дуато выпустит свою знаменитую «Белую тьму», о которой я долго мечтал, а Мессерер — «Барышню и хулигана». Закончим сезон реконструкцией «Корсара» в версии Мессерера, а в начале следующего сезона к нам приедет ставить Жан-Кристоф Майо — название его балета я пока не хочу оглашать. Если успеем, то до конца 2014 года будет еще и «Коппелия».

— Экс-солистка Большого театра, ученица Николая Цискаридзе Анжелина Воронцова официально принята в Михайловский?

— Да, она написала заявление и с 15 июля работает в нашем театре.

— Какой у нее будет статус ― солистки, примы?

— Прима-балерины. Она работает как пчела, труппа ее обожает. Все слухи о ее строптивости — не более чем выдумка. Ни одного высокомерного жеста. В «Пламени Парижа» она будет танцевать две партии — Жанну и Диану Мирей.

— А в «Лебединое озеро» вы ее введете? 

— Обязательно. Более того: хочу, чтобы она станцевала роль Одетты-Одиллии на наших гастролях в Москве.

— Каковы оперные планы Михайловского?

— 8–9 сентября Даниэль Баренбойм и оркестр Берлинской госкапеллы поздравят нас с 180-летием. Сам юбилей мы отпразднуем 26 октября не гала-концертом, как делают все, а мировой премьерой оперы Алексея Сюмака «Немаяковский». Таковы традиции МАЛЕГОТа. Мы вообще решили, что хотим построить традиционный театр в лучшем смысле этого слова. Мой шестилетний опыт работы показал, что сегодня публике не хватает баланса между классикой, традициями конкретного театра и новыми веяниями. В отличие от Мариинки, где Валерий Гергиев, обладающий персональными творческими амбициями, ставит то, что интересно ему самому, мы стараемся показывать то, что интересно труппе и публике.

В конце января представим долгожданную «Царскую невесту» в постановке Андрея Могучего. Затем будет либо «Дон-Жуан», либо «Севильский цирюльник». Бархатов хочет поставить «Арабеллу» Рихарда Штрауса. А в сентябре 2014 года открываем новый сезон премьерой «Манон Леско» в постановке Юргена Флимма.

У Бархатова появилась еще одна задумка: давайте, говорит, каждый год ставить нового «Евгения Онегина». И правда: спектакль Андрия Жолдака прекрасен и востребован, там поют только молодые, чего я и хотел. Но если мы будем приглашать звезд, ввести их в этот спектакль не получится. Нужна более традиционная постановка.

— Как сочетается ваша установка на «традиционный театр» и персона Василия Бархатова, который отнюдь не позиционирует себя как традиционалист?

— Василий ― в первую очередь человек, близкий мне по идеологии. Я пригласил его даже не столько как режиссера, сколько как менеджера с отличным вкусом. Понимаете, в главных аспектах сто лет назад и сегодня зритель хочет видеть одно и то же, только подача должна быть современной. В этом смысле Бархатов — человек традиционный.

Неслучайно во главе оперы Михайловского стоят два молодых лидера ― Татарников и Бархатов, контракты с которыми заключены до 2016 года. Я считаю, что возраст с 30 до 35 — самый интересный и плодотворный. Помню себя в 30 лет, это было самое сочное время.

— Будете ли вы в ближайшее время вывозить свои спектакли за пределы Петербурга?

— Гастрольная политика для нас сейчас ― главный вопрос. Этим летом оперная труппа едет на Савонлиннский фестиваль. В декабре мы везем «Бал-маскарад» в белорусский Большой театр. К 180-летию мы очень бы хотели показать свои постановки в Москве — не были там уже два года. С 2015-го, надеюсь, снова будем ежегодно ездить в Японию с балетом на три недели. А 10 ноября 2014 года впервые отправимся на гастроли в Нью-Йорк, в Линкольн-центр. Если найдем достаточное финансирование, повезем и балет, и оперу.

— Попечительский совет поможет?

— Наш попечительский совет в ближайшее время сильно обновится. Нынешний председатель Илья Иосифович Клебанов, которому я очень благодарен, переехал в Москву, поэтому осенью мы объявим нового главу совета.

— Как вы оцениваете назначение Владимира Урина гендиректором Большого театра?

— Я давно говорил Урину, что он единственный, кто может быть назначен на эту должность. И точно знаю, что Владимир Георгиевич очень этого не хотел.

— Он намекнул, что исход переговоров решил какой-то очень веский довод, но не сказал, какой именно. 

— Поскольку Урин ― человек, обладающий огромным, воспитанным еще в советскую эпоху чувством ответственности, думаю, что при уговорах на это и был сделан упор. Ему рассказали, кто может возглавить Большой в случае его отказа, и спросили: «Неужели тебе не жалко?» Я уверен, что Урину предложили хорошие условия: полный карт-бланш и возможность вернуться в «Станиславский» в случае неудачи ― потому он и сказал, что не станет никого забирать из своего театра. Подозреваю, что заслуга убеждения Владимира Георгиевича в необходимости возглавить Большой принадлежит вице-премьеру правительства Ольге Голодец.

— Отставку Анатолия Иксанова вы, вероятно, одобряете?

— Это решение ― абсолютно правильное. По форме оно могло быть мягче: ничего бы не изменилось, если бы его уволили в октябре, а не в июле. Но, видимо, напряжение достигло такого уровня, что пришлось все делать срочно. А вообще Анатолию Геннадьевичу уже после истории с Филиным (17 января 2013 года худрук балета ГАБТа подвергся кислотной атаке. — «Известия») надо было спокойно поставить вопрос об увольнении и подготовить театр к своему уходу. Если это правда, что Филин незадолго до нападения ходил к нему, просил защиты и получил отказ, то как можно было после случившегося возглавлять театр? Проблема Иксанова в том, что все боялись к нему идти ― знали, что он никогда не защитит. В любом театре должен быть директор, к которому всегда можно обратиться за поддержкой.

— К вам артисты приходят напрямую или надо записываться?

— Ко мне можно подойти в любой момент, я всё время в театре, на репетициях. Но по творческим вопросам я принципиально никого не принимаю один на один ― только в присутствии худрука. На меня жалуются, пишут письма президенту и премьер-министру. Но когда эти письма возвращаются и в театре проходят проверки, никто не находит никаких нарушений. У нас абсолютно прозрачный бюджет, прозрачная система назначений на партии. Все проблемы начинаются тогда, когда система закрытая и вместо деловых и творческих отношений выходят на первый план личные. В этом одна из бед Большого театра.

Когда ты находишься в Петербурге и наблюдаешь со стороны, возникает ощущение, что есть отдельная планета под названием «Большой театр» с его нелепым попечительским советом. Как попечители могут обсуждать с дирекцией творческие планы театра? Это что-то невиданное. Большому театру вообще не нужен никакой попечительский совет. С таким бюджетом он сам может выступать попечителем. Вообще, судя по всему, Иксанов на протяжении последних трех лет уже не управлял театром.

— А кто управлял? Глава исполкома попечительского совета Александр Будберг?

— В том числе.

— Связано ли увольнение Иксанова с демаршем Светланы Захаровой, отказавшейся танцевать во втором составе «Онегина»?

— Никак не связано. Кстати, позицию Светланы я полностью понимаю и поддерживаю. В 2003 году она совершила подвиг перехода из Мариинского театра в Большой. Был страшный скандал, Гергиев дошел до Путина, но Света не дрогнула и осталась с Иксановым. В нынешней ситуации Иксанов обязан был хотя бы с ней поговорить. Ну она же достойна разговора?! Когда телевизионщики зашли в репетиционный зал и начали снимать артистку, избранную в первый состав, Света просто встала и ушла. Она не ходила жаловаться Путину, это всё бред. Не дала ни одного интервью. Просто выключила телефон и уехала.

— Но контракт Большого театра и Фонда Кранко был заключен с условием, что составы определяет фонд.

— Вы не видели этот контракт, и я тоже. Существует негласное правило: составы объявляют после минимум двух репетиций на сцене. Никогда и нигде составы не определяют в классе. Если контракт был подписан на таких условиях, то это непрофессионально. Считаю, что это проявление неуважения к одной из лучших балерин мира со стороны Большого.

— Г-н Урин сможет переломить ситуацию в театре?

— Там нечего переламывать, всё делается очень легко. Нужно лишь, чтобы у Владимира Георгиевича была полная свобода действий, право на принятие любых решений. Наверное, придется обновить команду. Театру нужен более молодой главный дирижер, у которого будет четкое видение развития Большого. Только где взять такого дирижера? Надеюсь также, что теперь в Большой смогут вернуться Наталья Осипова и Иван Васильев.

— Для этого театр должен сам их пригласить?

— Я бы на месте Урина это сделал. Конечно, не сейчас, но в обозримом будущем. Считаю, что Ване Большой театр с точки зрения репертуара необходим. Но он пока не готов возвращаться ― хочет быть «вольным стрелком». А Наташа полностью занята в Ковент-Гардене. Дело еще и в том, что она страстно любит Лондон. У нас в Петербурге они, к сожалению, не смогли прижиться из-за климата. Для тех, кто здесь не жил, он очень тяжелый. Анжелина Воронцова недавно тоже на это жаловалась.

— Вы же сами не петербуржец?

— Я потому и переехал в Петербург, что для меня этот климат очень комфортен. В Москве мне тяжело из-за аллергии, а здесь влажность подходящая.

— Трудовые книжки Осиповой и Васильева остаются у вас?

— Пока да. Для того я и начал всю эту историю, чтобы задержать их в России ― если бы не Михайловский, они бы уехали гораздо раньше. Надеюсь, что теперь они уже почувствовали дух свободы и скоро смогут вернуться.

— Следует ли Владимиру Урину вернуть в театр Николая Цискаридзе?

— Николай — непростой человек. Он публичная фигура и говорит нелицеприятные вещи. Но весь вопрос в следующем: то, что он говорит — неправда? Если ручки действительно бронзовые, то Иксанов пригласил бы в театр 25 журналистов, подвел их к ручкам — и всё. Проблема заключается в том, что слова Цискаридзе ― скорее всего, правда. Я не могу этого утверждать, поскольку последний раз был в закулисной части Большого, когда Иксанов со мной советовался, как ему сделать реконструкцию. Экс-министр культуры Александр Авдеев посоветовал ему приехать к нам в Михайловский и посмотреть, как мы провели свою реконструкцию. Но Иксанов не использовал наш опыт, он вообще не проявлял никакой инициативы и не брал на себя ответственность. Конечно, так легко — потому он и просидел на своем посту беспрецедентные 13 лет. Сейчас его восхваляют, но я уверен, что он войдет в историю Большого театра как один из худших директоров.

— Вы считаете, что у Иксанова была возможность вмешиваться в строительство?

— А Гергиев как сделал? Пошел к Путину и сказал, что нельзя так строить. И тогда все деньги отдали Герману Грефу, который проконтролировал расходы. Гергиев понял, что Министерство культуры не способно построить театр. Какое учреждение может знать, что нужно Большому театру, кроме самого Большого театра?

— Как вы считаете, кто остался победителем в конфликте Анатолия Иксанова и Николая Цискаридзе?

— В России есть такое правило: в публичном конфликте не может быть победителя. Ты всегда проигравший ― просто потому, что конфликт публичный.

— Поэтому наказали и Цискаридзе, и Иксанова?

— Конечно.

— Ваш директорский контракт заканчивается в конце 2013 года.

— Да, 31 декабря. В этот день Василий Петренко дает прощальный новогодний гала-концерт (смеется). Но я склонен остаться еще на 3–5 лет. Сейчас разрабатываю концепцию развития театра до 2018 года, осенью буду представлять ее на заседании правительства Петербурга. С двумя целями: увеличить бюджет и получить деньги на реконструкцию сценического комплекса. Если ее не осуществить, мы больше не сможем конкурировать ни с одним театром Петербурга. Мы последние, у кого нет новой сценической инфраструктуры: Александринка — новая, Мариинка вообще впереди планеты всей, «Зазеркалье» — новое, Театр музкомедии — тоже. А у нас даже оркестровая яма не регулируется. Сегодня в Михайловский театр невозможно купить билет. Ради нашего зрителя мы хотим давать больше спектаклей, но это почти нереально в отсутствие современного сценического комплекса.

— Сколько времени займет реконструкция?

— Девять месяцев. Театр закроется на этот срок либо в 2015, либо в 2016 году. Меня волнует только сценический комплекс. Остальное трогать не будем — я вообще не люблю новые театральные здания.

— Вторую сцену строить не планируете?

— Это будет следующий этап. Я знаю, как занять труппу девять месяцев: будем выступать в БДТ, плюс гастроли и отдых. Если прервать работу театра на более долгий срок — начинаются большие риски.

— Какие деньги нужны на реконструкцию?

— 1,5–1,8 млрд рублей.

— Платить будет правительство Петербурга?

— Поскольку сейчас все наши деньги идут на увеличение зарплат, очень надеюсь, что нас поддержит Министерство культуры. Если бы лично у меня было другое финансовое положение, я мог бы поучаствовать сам, но сейчас это невозможно. Безусловно, мы найдем и партнерские деньги. Буду обращаться к президенту. Я надеюсь, что любовь Владимира Владимировича к нашему театру в его бытность премьер-министром, когда мы получили грант, не угасла. Хотя обидно, что 30 млн рублей из этого гранта мы отдаем обратно в качестве налогов. Верю, что Минкультуры добьется изменения этой системы.